Последний «эксперт», осматривавший мужа, был еще моложе предыдущего. Держался он с профессиональной вежливостью, но его неискушенные глаза почти не выражали сочувствия, точно он решал кроссворд, а не спасал человеческую жизнь. Возможно, так оно и было. Ванесса наняла его ради его квалификации, а не доброй души.
– Даже в худших случаях кататонии к аппарату искусственного дыхания обычно не прибегают, но его дыхание замедлилось до критического уровня, и у нас не осталось выбора.
– Два года… Два года, и ни один из докторов даже не представляет себе, чем ему можно помочь.
– Признаться, я тоже в растерянности. Причиной комы могла бы послужить черепно-мозговая травма, но никаких признаков травмы нет. К кататонии могут привести также психические расстройства, но на бензодиазепины и другие психоактивные препараты он не реагирует. Я пробовал леводопу – на случай летаргического энцефалита, не показанного анализами, но ничего не помогает. Остается только электросудорожная терапия.
При этой мысли Ванесса поморщилась.
– Я знаю, электрошок сейчас применяется гораздо осторожнее, чем раньше, но… Вы полагаете, это поможет?
– Понятия не имею. В данной ситуации я бы сказал: не повредит.
Ей захотелось наградить его уничтожающим взглядом, но не хватило сил.
– То же самое можно сказать о курином бульоне.
– Вы говорили, что он пережил сильное эмоциональное потрясение, но не объясняли, что именно случилось.
– А это зачем? Это наше семейное дело.
– Как знать? Я не представляю, что еще можно попробовать.
– Вы знаете, что пишут в газетах о моем муже? Вы понимаете, почему я назначила консультации на такой поздний час?
Доктор кивнул.
– А если я скажу, что информация о случившемся с ним может подвергнуть некоторых людей опасности?
Его внезапный испуг был почти осязаем.
– В таком случае, лучше не говорите.
Конечно, доктор подумал о себе, но Ванесса имела в виду сына. Виня себя в случившемся с отцом несчастье, Ричард покинул страну. Да, она потеряла и сына, но, вероятно, это было к лучшему. Многие остались верны если не Кингпину, то организации, оставленной им в руинах. Какой-нибудь корыстный новичок, желающий поскорее сделать себе имя, без колебаний выследил бы Ричарда и отомстил…
– Могу сказать, что я присутствовала при этом, и видела, как вырвали сердце из груди великого человека, чье неистовство в гневе уступало только его неистовству в любви – пугавшему даже его самого. И все это оборвалось в одно мгновение, как будто он просто потерял волю к жизни.
Эксперт пожал плечами.
– Миссис Фиск, хотелось бы мне сказать вам что-нибудь более определенное, но эта метафора ничуть не хуже любого диагноза, который я мог бы предложить. Так вы не хотите попробовать электросудорожную терапию?
Ванесса положила руку на вздымавшуюся грудь мужа, надеясь, что биение сердца убедит ее в том, что он все еще здесь. Тщетно.
– Я подумаю об этом.
– Конечно. Время есть: он, э-э… никуда от нас не денется.
На этот раз она все же подняла голову, чтобы обжечь его гневным взглядом, но громкий, раздражающий визг подошв по полу заставил ее повернуться к двери.
По их частному коридору бежал довольно симпатичный молодой человек – встревоженный, бледный. Он вряд ли представлял собой угрозу, но, не обладая безошибочным чутьем мужа, Ванесса не могла быть уверена в этом. Однако немедленно появившийся охранник успокоил ее:
– Простите, миссис Фиск, этот парень, видимо, не туда свернул. Мы его выведем.
– Будьте с ним помягче. Похоже, ему хватает собственных бед.
* * *ПОГОВОРИВ с седым усатым доктором Бромвеллом в холле, Питер был так ошеломлен, что дважды свернул не туда, прежде чем нашел тетушку. Вторая кровать в серой двухместной палате пустовала, но сиделка сказала, что в любой момент у нее может появиться соседка.
Кровать тети Мэй стояла у окна, возле радиатора. Изголовье матраса было приподнято, и тетя полулежала в постели. На подоткнутом под нее одеяле не было ни единой складки, словно она ни разу не шевельнулась с тех пор, как ее привезли.
Бромвелл предупреждал, что из-за повышенного уровня билирубина у нее изменилась внешность, но Питер и не представлял себе, насколько, пока не подошел поближе. В свете жужжащих флуоресцентных ламп все казалось слегка зеленоватым, но кожа тети Мэй была странно желтой, будто картинка в телевизоре со сбитой настройкой цветов.
Сглотнув, Питер присел на краешек кровати и положил руку на ее хрупкое плечо. Тетя подняла веки. Увидев желтизну даже в ее глазах, он подавил всхлип. К счастью, взгляд тети Мэй еще оставался сонным; когда она окончательно проснулась и узнала племянника, Питер успел взять себя в руки.
– Питер!
– Больная печень? Тетя Мэй, отчего ты молчала?
В ответ она поджала губы, будто в ее секрете не было ничего особенного – совсем как в тот день, когда она продала часть своих украшений, чтобы купить ему новый микроскоп.
– Эти глупые доктора уверяли, что до этого еще много лет. После всего, что ты пережил… У меня просто не хватило духу.
Слабо улыбнувшись, она взяла его руку. Ее тонкие сухие пальцы оказались холодными как лед, и Питер растирал их, пока они не согрелись.
– Как я могу помочь тебе, не зная, что происходит?
В ответ тетя закатила глаза.
– Молодой человек, то же самое я говорила тебе многие годы. В половине случаев я и понятия не имела, что у тебя на уме.
– Прости, тетя Мэй, я…
Она ущипнула его за щеку.
– Ч-шшш. Что сделано, то сделано. Если хочешь знать, как лучше всего мне помочь, я скажу так: помоги сначала себе. Не грусти. Учись. Работай.
– Но, тетя Мэй…
Ни Питер, ни тетя Мэй не замечали доктора Бромвелла, стоявшего в дверях, пока он не заговорил:
– Питер, на пару слов.
– Сейчас, – он повернулся к тете. – Так и лежи, хорошо? Никакой акробатики.
Она подняла брови.
– А я как раз собиралась на урок силового фитнеса.
Питер хихикнул, надеясь, что это звучит естественно.
– Гляньте-ка, кто в кои-то веки шутит. Ведь это хороший знак, правда, док?
– Безусловно, – доктор Бромвелл не засмеялся, но удовлетворенно кивнул. – Будь добр, выйди.
Совсем как в десятках мелодрам и мыльных опер, Питер вышел в коридор и прислонился к стене, а доктор встал перед ним, склонил голову и зашептал:
– Работа ее печени ухудшается уже много лет. Если станет еще хуже, потребуется пересадка. Операция несложная, но в ее возрасте любое хирургическое вмешательство – это большой риск, поэтому в очереди ожидающих донора она будет далеко не первой. С другой стороны, если ее родственник предоставит свою ткань, мы можем сделать операцию немедленно, как только она достаточно окрепнет. Возможно, уже на следующей неделе.
