Но это все было потом, а пока что вокруг только что прибывших танков шло народное веселье. День Победы есть День Победы!
На другой день полковник, Виконт и Ева посетили дом Степана Тимофеевича. У всех троих были разные цели. Полковник собирал материал для отчета, Виконта интересовала живопись, а Еве хотелось пообщаться с Тимом — как-никак, он понимал язык Великого Вакуума. Да и просто он ей понравился.
Виконт сразу уставился на железные квадраты Тима, развешенные на стенах.
— Японский городовой! — воскликнул он и тут же, по привычке, стал апеллировать к Малевичу, к счастью для хозяев дома, совершенно неразборчиво: — Мудак ты, Малевич, и я такой же мудак. Ты сделал копию, и я копию. Может, я немножко получше, но все равно копию. А подлинники — вот они где. Вот на этих стеночках! Так что у нас с тобой результат один — хер! Ясное дело, это неокончательно, поглядим еще, кто будет смеяться последним. Но сегодня нам обоим с тобой — только хер!
Полковник записал на диктофон историю взаимоотношений Тима с железом и железной горой, сомневаясь, впрочем, что рискнет хоть слово из этой истории пересказать в официальном отчете. Далее он попытался купить у матери Тима одну из его работ. Он несколько раз возвращался к этой теме, но она каждый раз поджимала губы и твердила одно:
— Не продается.
В утешение она разрешила ему сделать несколько снимков цифровой камерой.
Еву интересовала не живопись, а сам Тим. Они уединились в углу комнаты.
— Ты неравнодушен к железу. Почему ты выбрал железо?
— Не знаю. Мне хорошо рядом с железом. Я сегодня научился ходить. В этом мне помогло железо. А ты — как ты слушаешь железо?
— Самым примитивным способом, — Еве стало смешно, — прикладываю ухо и слушаю, — она громко рассмеялась, и Тим к ней присоединился.
Мать, ловившая краем уха их разговор, изумилась — он до сих пор никогда не смеялся вслух, а только сдержанно улыбался.
— А я ничего специально не слушаю. Все звучит внутри меня. Само по себе.
— Потому что с тобой напрямую разговаривает Великий Вакуум. Завидую!
— Только вот жить с этим нелегко, — вздохнул мальчик и стал на секунду похож на старичка.
— Догадываюсь, — уныло кивнула Ева, — а ты знаешь, что год назад железо хотело все разломать, весь мир уничтожить и превратить всех нас в одну черную дыру?
— Знаю. Ты испугалась?
— Не очень. Подумала: ну и хрен с ним.
— Теперь бояться нечего, — успокоил ее Тим, — пока… Железо, оно нервное. А люди его провоцируют, дразнят по-всякому.
За столом, как водится, было пито. Изрядно пито.
После нескольких рюмок мать Тима вдруг начала хохотать:
— Ох, какая же я дура!
— Что с тобой? Ты в порядке? — забеспокоился ее муж.
— Ха-ха-ха! Дура я, дура!
Только с большим трудом от нее удалось добиться связного ответа.
— Я весь год уже думаю, где же видела эти картинки? — она махнула рукой в сторону железных картин Тима. — А ведь я их каждый день видела. Зеленая полоса, оранжевая, лиловая. Это же оптический спектр железа! Я, когда Тимочкой была беременна, как раз спектральным анализом занималась. Так что у Тимочки эти картинки прямо-таки в крови. Но я, я-то дура, как я могла забыть? — Ее опять одолел приступ смеха.
На другой день Виконт и Ева отправились в Петербург поездом, а полковник остался по свежим следам писать отчет об окончании танковой одиссеи, которая длилась два года.
УТЕШИТЕЛЬ
(размышление о незрячем художнике гениального поэта Евы Е.)Он был рожден незрячим, чтобы картины унылой реальности никогда не осквернили его внутренний взор. Даже мать и отец, по невежеству, называли его слепым. Незрячий глазами не значит слепой, о примитивные люди! Если кто-то действительно слеп, это вы сами. Опустите же ваши глаза и не поднимайте их на высшую сущность, ибо она может ослепить вас. Это будет болезненно, и вы познаете это.
Его с детства жалели люди, сами достойные сожаления, не знающие, сколь беспредельно то, чем он владеет. Они пытались его утешать конфетками, мороженым и детскими прибаутками. Они утешали его, не понимая, что перед ними Незрячий Утешитель. Он же, нисходя к их слабоумию, беседовал с ними ради их утешения.
Великий Вакуум сам не говорит с людьми. Невозможно человеку побеседовать с Вакуумом, ибо он умрет раньше первого слова. Посредница Вакуума — Владычица мира, Всеобщая родительница. Она держит в руке своей душу каждого человека. Все души парят в воздухе, как бумажные змеи, но привязаны к руке Владычицы ниточками. Души парят, томятся страстями и испытывают множество желаний. А Владычица знает, что они — лишь бумажные змеи, она ими играет и улыбается. Таково внушение Великого Вакуума Владычице мира, что ей это занятие не надоедает, и она не утомляется однообразием человеческих душ, и всегда улыбается. Но иногда, очень редко, Владычица вдруг отпускает одну из ниточек, и тогда душа, отпущенная на волю, пускается в беспредельный полет, полный чудес и опасностей. Незрячий Утешитель — он тот, чью ниточку Владычица отпустила.
Великий Вакуум знает все. Он знает желания каждого атома, но никогда им не потакает. Он знает мысли каждого человека, но вразумлять его не желает. Однако, когда Владычица отпускает душу, она о ней забывает. Но не может душа оставаться без присмотра, и тогда Великий Вакуум начинает о ней заботиться сам.
Он подарил Незрячему недоступное людям — беспредельное созерцание, то, чем наслаждается сам Великий Вакуум, ибо одно из его бесчисленных имен — Бог Вседовольный. Он подарил Незрячему миры созерцания и желание их постичь. И уже в раннем детстве, когда взрослые, глупо приплясывая, трясли перед ним погремушками, Утешитель познавал путь восхождения, творческое созерцание. Тот, кто постиг творческое созерцание, получает способность творить мыслью, и мудрость человека состоит в том, чтобы, обретя такую возможность, ни разу ею не воспользоваться, не привносить возмущений в миры созерцания. Утешитель усвоил эту мудрость.
Познавший путь созерцания волен выбирать вместилища для своих постижений, волен внушать познанное, кому и как пожелает. Незрячий Утешитель выбрал железо.
