– Рэйчел. Я понимаю. Поверь, я понимаю.
Он тоже крепко сжал ее ладонь. Как будто хотел что-то сказать, но так и не смог себя заставить. На этот раз Рэйчел не осмелилась напирать, и момент был упущен.
Питер выпустил руку Рэйчел и достал из кармана пальто свернутые бумаги.
– Раньше я не хотел тебя просить. Это очень важно. Я занимаюсь одной операцией в Испании, и Зимнее управление не хочет сотрудничать. Мне нужно дело, которое я не могу получить по официальным каналам.
Он протянул бумаги Рэйчел. Обложка папки из картотеки и расчет бюджета – длинный список, касающийся проекта под названием «Камлан».
– Была программа, десять лет назад. Думаю, кто-то из нее был связан с русскими, но полные записи недоступны в эфире. Если я пойду по официальным каналам, то спугну объект. Но мне нужно знать, к чему они имели доступ.
– Ну, я знакома кое с кем из работников еще изначальной картотеки, – ответила Рэйчел. – Могу разузнать.
Она не стала скрывать зажегшийся интерес.
– Это очень срочно, – сказал Блум извиняющимся тоном. – И секретно, разумеется. И очень мне поможет.
– Мне понадобится пара дней.
– Конечно. Дай знать по обычным каналам, и мы снова устроим встречу.
– С удовольствием.
Блум снял очки и опять надел маску.
– Хорошо. А теперь верну того джентльмена, которого я ношу, в прежний вид и отправлюсь обратно в сумасшедший дом.
– Счастливого пути, Питер, – улыбнулась Рэйчел.
Она проводила его взглядом, немного помедлила и допила свой сидр, чтобы отпраздновать победу.
Но в пустом пабе и в одиночестве она не почувствовала вкуса сидра.
А с кем бы она могла отпраздновать? С отсутствующим мужем, чьи кошмары оживают по ночам? С мертвым шпионом, который держит змей в ванной? С бывшим секретарем, мечтающим получить очередную лычку на погонах, прежде чем стать призраком?
Она знала, что это часть игры, но рассказала Блуму о том, в чем не признавалась даже Джо, и Блум ее выслушал и понял. Она многие месяцы не чувствовала себя так хорошо.
Ей было сложно ненавидеть Блума. У него тоже есть раны, это очевидно. Стоит ли уничтожать его, только чтобы указать старикам в Секретной службе на их ошибки? Стоят ли того истории няни о волшебном королевстве, истории, которые Рэйчел придумывала и сама? Отличаются ли убеждения Блума от ее собственных? Как там говорил Кулагин? Все мы товарищи, мужчины и женщины, варимся в одном дерьме.
На пороге смерти, когда руки Кулагина сомкнулись на ее шее, Рэйчел боролась не за Англию, она боролась за собственную свободу.
Она посмотрела на заляпанный пивом стол и бумаги на нем, и сердце сжалось от чувства вины. Что с ней не так? На мгновение ей показалось, что помогать Блуму, превратить игру в реальность – это правильно. Но если она отдаст ему дело Камлана, то обречет многих людей на смерть.
У нее дрожали руки. Нужно найти точку опоры, пока не поздно. Рэйчел так не хватало Джо. Были времена, когда один разговор с ним придавал смысл существованию.
Нечестно по отношению к мужу говорить советскому шпиону то, о чем она не рассказала ему. Нечестно оставлять его наедине с кошмарами, пока они не выльются на их общую постель, жуткие и ядовитые.
Рэйчел сунула бумаги в сумочку и расплатилась с барменом. Эктофон кашлянул и взвизгнул. И возобновил свою песню.
Можно отложить поимку Блума еще на один вечер. Сначала Рэйчел поужинает с мужем, и они поговорят.
16. Всебытие, 30 ноября 1938 года
После встречи с Рэйчел Уайт Питер Блум пообедал в «Лионском уголке» неподалеку от станции Тоттенхэм-корт-роуд – уютном ресторане среднего класса с лампами в форме чаш и зеркалами с волнистыми рамами в стиле модерн.
Через два столика оживленно беседовали Отто и Нора. Она часто и громко смеялась, а он задумчиво курил, уставившись в чашку с кофе и время от времени кивая.
Они установили новый протокол для личных встреч – сначала нужно было убедиться в отсутствии слежки. Питер затребовал встречу, потому что Специальный комитет послал его в Бленхейм для подготовки доклада о причинах провала операции с Джугашвили. Целый день он провел, объясняясь с ошеломленными оперативниками, а затем пил пиво с Рэйчел Уайт. Он с нетерпением ожидал встречи хоть с кем-то, кому не придется врать.
Предполагалось, что ему дадут знак, когда можно уходить, но мысли Питера снова и снова возвращались к Рэйчел Уайт.
Она открылась перед ним в точности так же, как и раньше все остальные, когда между вербовщиком и его добычей внезапно появляется мостик доверия. Ее мотивация была классической – чувство, что ее не ценят по достоинству, усугубленное личной трагедией. Она была компетентной и управляемой, и задача найти дело Камлана была ей по плечу.
Казалось бы, легко сохранить дистанцию, но в какой-то момент Питеру захотелось рассказать ей правду. Нечестно не поделиться чем-то личным после того, как она открыла истоки своей боли. Это как отстраниться от Астрид, только хуже. Питеру хотелось дать Рэйчел что-то взамен, хотя бы отблеск той ясности, которую он обрел в кембриджской квартире Уншлихта много лет назад.
* * *В чемодане Уншлихта находился аппарат, как позже узнал Питер – предшественник «Фиалки»: клавиатура пишущей машинки с кириллицей и латиницей, роторы с проводами и ролик бумаги.
Уншлихт щелкнул выключателем, аппарат загудел и ожил. Питер провел рукой по клавиатуре и тут же отдернул ладонь. Металл был таким холодным, что больно притрагиваться.
– Давайте, – сказал Уншлихт. – Спросите его о чем-нибудь.
– И что эта штука делает?
– Не эта штука. Он, – скривился философ. – Несомненно, доктор Морком и его друг Тьюринг с присущей им неточностью назвали бы его оракулом. Более точный термин – всебытие. Иначе говоря, Вечно Живой.
До той поры Питер не имел представления о существовании советского супермозга – смерть и трансформация Ленина не были достоянием широкой публики. Во всем мире считали, что великий революционер до сих пор жив и с нечеловеческой безжалостностью правит красной империей.
– И что мне спросить?
Уншлихт раздраженно всплеснул руками.
– Мистер Блум, совершенно не в моих силах понять, что творится у вас в голове. Я лишь могу сказать, о чем спросил бы сам в аналогичных обстоятельствах – о том, чего не могу постигнуть обычными средствами. К примеру, есть ли сейчас в этой комнате носорог? Это утверждение я не могу опровергнуть привычными аргументами человеческого разума.
Питер в недоумении уставился на него. Это что, какой-то странный философский эксперимент? Аппарат на самом деле – телетайп, а ответы выдает студент последнего курса?
Ну ладно. Тогда он сам устроит испытание эксперименту.
«Грек говорит, что все греки лжецы, – написал он. – Это верно или ложно?»
Клавиши оказались неподатливыми, а их холод обжигал пальцы. Аппарат издал какой-то потусторонний стон. Потом защелкал, и на ролике бумаги появился ответ:
«И то, и другое».
Определенно студент последнего курса. Что
