«Докажи», – напечатал он.
Бумага с молниеносной скоростью начала заполняться математическими символами. Питер озадаченно наблюдал, как Вечно Живой предельно коротко, но ясно вывел самую прекрасную теорему, какую только видел Питер.
В ней утверждалось, что закольцованные парадоксы вроде парадокса лжеца неизбежны в математике. Если начать с непротиворечивого утверждения, то все равно рано или поздно на них наткнешься, как бы строго ты ни мыслил. Но выход есть. В каждом парадоксе скрывается скачок к вере. Нужно принять, что Лжец либо прав, либо нет, это приведет к новой аксиоме и тем самым создаст новую систему мышления, в которой, в свою очередь, появятся собственные Лжецы. И так далее, и тому подобное – дерево парадоксов на веки веков.
Парадокс лжеца не означает крах математики. Он говорит о том, что математика бесконечна.
Вот она, истина, и не только в мире живых или в Стране вечного лета, а во всех возможных мирах.
Питер уставился на финальную строчку: «Что и требовалось доказать».
– Это невозможно, – сказал он.
– Мистер Блум, я даже не удостою это утверждение ответом.
В «Науке смерти» мистер Уэст предполагал, что возможно создание достаточно сложных искусственных электрических сетей, чтобы связать падающие из Неведомого луситы, то есть сделать механизм, обладающий душой. Может, это он и есть? А если так, то это куда более прогрессивное устройство, чем теоретические механизмы, которые обсуждают на лекциях доктора Моркома.
Позже он выяснил, насколько далека от истины была эта мысль.
– Объясните мне, что это такое, – попросил Питер. – Я сделаю что угодно. Прошу вас.
Уншлихт посмотрел на него, склонив голову, как любопытная ловчая птица.
– Что это? Это Вечно Живой, мистер Блум. Единственный путь познать его – это стать им. Как я понимаю, это лишь раззадорит ваше любопытство? Какое разочарование.
Питер уставился на клавиатуру. Ему казалось, что аппарат заполнил пустоту всего мира. Его гул отдавался вибрацией в зубах и костях Питера.
Его второй вопрос был мелким и бессмысленным, даже детским. Не таким, на который способна ответить бездушная машина, пусть и умнейшая. Но Питер был истощен до полной прострации, двигался как во сне, а во сне все наполнено смыслом.
Он положил руки на клавиатуру и напечатал: «Где сейчас мой отец?»
* * *Когда Питер попросил счет, Отто и Нора поднялись и вышли рука об руку.
Питер осторожно последовал за ними, не теряя из вида. Они неторопливо шли по шумной и оживленной улице, запруженной народом, несмотря на холод и ледяной дождь. Питер не обращал внимания на пыхтение электробусов и яркую рекламу таблеток мистера Паттерсона, сосредоточившись на лицах, пальто и зонтиках, которые могут следовать за Отто и Норой.
Через некоторое время они поменялись местами, теперь впереди шел Питер. В качестве узкого места-ловушки он использовал магазин эфиромеханических и радиодеталей «Братья Пруп». В конце концов Отто показал, что доволен результатом, и уселся на пустую скамейку под голыми деревьями в Уитфилд-гарденс, в скверике в окружении викторианских домов, закрывающих от ледяного ветра. Нора села рядом и положила руку ему на плечо.
Питер устроился на краю скамейки и потер руки. С одной стороны, приятно снова испытать ощущения живого человека, но Питер не сильно скучал по лондонским зимам.
– Мне нужно войти в него, – сказал он.
– Уже? – отозвалась Нора.
Она была в мохнатой шубе и выглядела еще более круглой, чем в прошлый раз.
– Уверен, у Феликса есть причины, – сказал Отто.
Питер промолчал. Мысль о том, чтобы влиться в Вечно Живого, вдруг перестала казаться ему столь же манящей. Может, сама супердуша и чиста, но оперативники вроде Джугашвили явно неверно интерпретируют ее указания. Не потому ли переметнулся Джордж?
Он задумался – а что, если вернуться к Рэйчел Уайт и во всем признаться? От этой мысли его передернуло. Тройной агент – это уже настоящий ад, а система Билетов и Страна вечного лета давно были ему ненавистны. Уншлихт укорил бы за такие нелепые мысли.
– Сейчас в Летнем управлении ведут расследование, – наконец сказал Питер. – С тех пор как я об этом узнал, я боюсь посылать рапорты обычным путем. Джордж рассказал им о существовании крота, хотя, видимо, этим и ограничился. А теперь провал операции с Джугашвили всех поставил на уши. Как только Си перестанет отвлекаться на войну, он перевернет каждый лусит в Управлении. Оставаться опасно.
– Шпигельглас будет разочарован, – сказала Нора.
– У вас есть от него новости? Не могу понять, кто предупредил Джугашвили.
– Наш товарищ как раз это выясняет, очень… усердно, – ответил Отто. – Он считает, что в ряды коммунистической партии в Мадриде затесались сталинисты, хотя Процедура Термена до сих пор их не выявила.
Нора пристально посмотрела на Питера.
– Мы все видели указания Вечно Живого поддерживать вашу легенду, товарищ. Хотите сказать, вы оспариваете его слова, потому что почувствовали себя неуютно? Или риск – лишь предлог, чтобы прикрыть отсутствие результатов, к примеру, вашу неспособность возглавить операцию с Джугашвили?
– Нет, конечно же, нет! Я… отвлекся. Случилось кое-что еще.
– Уверена, товарищ Шпигельглас будет рад услышать о том, что же вас отвлекло, – сказала Нора, сняла перчатки и расправила сильные пальцы. Ее ладони были покрыты мозолями, а под ногтями чернела грязь.
Все должно было пойти не так, думал Питер. Джордж не говорил бы так, когда Питер в беде. Но Джордж мертв и угас, предав и Питера, и Вечно Живого. Может, жестокая честность Норы и лучше.
– Есть один проект, – сказал Питер. – Я видел его в разуме премьер-министра. Он как-то связан с его мыслями об Испании и войне.
– Что за проект? – спросил Отто.
– Научное исследование двадцатых годов какого-то малоизвестного аспекта Страны вечного лета. Я поручил своему информатору из Зимнего управления добыть копию.
Нора закатила глаза.
– Похоже, эти бумаги не ценнее той, которую премьер-министр использует в клозете.
– Простите мою жену, – сказал Отто. – Но вы должны учесть, что если операция с этим проектом провалится, вы всех нас поставите под удар. Прежде чем идти на такой риск, я бы крайне рекомендовал получить… больше надежных сведений. Уверен, товарищ Шпигельглас это оценит.
– Вы не понимаете, – сказал Питер. Руки у него совершенно онемели, и он сунул их в карманы. – Уэст одержим этим делом. Оно доминирует в искрах его души, если бы вы только видели…
– Одержимость не всегда означает важность, – возразил Отто. – Кажется, этот джентльмен одержим и военными играми для мальчиков.
Питер моргнул. Мог ли он неверно интерпретировать увиденное? Может, «Камлан» – всего лишь тупиковый проект, любимая игрушка слабоумного старика? А сам Питер предвзято относится к Уэсту из-за ответа Вечно Живого на второй вопрос, заданный много лет назад.
Он откинулся на спинку скамейки и задумался. Дождь прекратился, и вечернее небо расчистилось, россыпь звезд светила достаточно ярко, чтобы пробиться сквозь лондонские огни. Питер уже давно
