Тишину нарушало лишь мерное дыхание пленных и стук капель об мраморный пол, ухудшая и без того гнетущее состояние. Джинни Уизли, прошедшая все ужасы пребывания в школе Хогвартс в прошлом году, когда Пожиратели смерти развлекались, пытая учеников и заставляя их же пытать магглов, впервые по-настоящему боялась. Но тогда она была в компании друзей и ни разу не подвергалась серьезной опасности. Теперь же друзей рядом не было, только бывший Пожиратель Смерти. Тем не менее, именно соприкосновение с его аристократической спиной помогало держаться на поверхности сознания и не погружаться в пучину отчаянья и безнадежности. Наверное, не стоило бы ему доверять. Возможно, именно он был причиной ее появления здесь… но нет, это было не так. Потому что сейчас Джинни знала, что Драко Малфой тоже боится.
— Малфой, — девичий голос неестественно хрипло прозвучал в тишине.
— Уизли, отстань, — сказал он, не поднимая головы с колен.
— Не бойся. Нас уже ищут.
— Мы, нас. Оставь эту чушь для ваших гриффиндорских недоумков. Пытаешься казаться смелой? Не стоит. Я чувствую, как твое тело сотрясает дрожь, — Малфой повернул голову в ее сторону, а его голос стал звучать тише, щекоча Джинни ухо. — Может быть, это… не страх, а… желание?
Джинни вздрогнула и разорвала контакт, отсев от него на фут дальше; вот только холод и страх вновь овладели ею с новой силой. Ведь в этой черной дыре он был единственным маяком, за который можно было держаться.
— Придурок. Какой же ты придурок. У меня вообще-то жених есть. Он скоро меня спасет.
— Жених. Избранный, герой, — невесело рассмеялся Драко. — Весь Хогвартс видел, как он зажимал Грейнджер. На что ты рассчитываешь? Даже если мы здесь не сдохнем, тебе не светит стать женой героя.
Джинни хотела, очень хотела так много сказать слизеринскому упырю. Ах, если бы у нее в руках была палочка, она бы несомненно уже пустила бы в него Летучемышиный сглаз. Но не было ни палочки, ни храбрости, а осознание того, что слова, так язвительно прозвучавшие в темноте, были правдой, не оставляло сил на пререкания. Но долго это молчание не могло продолжаться.
— Молчишь. Неужели сдашься после стольких лет унижений?
Джинни от злости вся подобралась и выкрикнула в темноту.
— Не говори мне про унижение, ты! Ты, который ни разу в жизни не сделал ничего по собственному желанию. Слуга, выполняющий приказы, — Джинни уже завелась, обида на Гарри жгла ей сердце, но выплеснуть огонь она могла только на человека, который был рядом. И злые слова вырывались из ее рта, подобно жалящим языком пламени. — Отец, Волдеморт. Расскажи мне, Малфой. Каково это? Жить, словно домой эльф, в рабстве. Понравилось?!
Малфой резко повернулся. С удивительной проворностью он в темноте нашел плечи Джинни, схватил и начал трясти.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — кричал он.
В темноте были видны лишь белки ее глаз, в которых стоял страх. Драко ненавидел эти глаза за правду, которую произнесла их хозяйка. Правду, которая год за годом заставляла его презирать самого себя. И порой ему удавалось скрываться за маской высокомерия, чтобы окружающие не поняли, насколько это его гнетёт, а порой хотелось пойти и самому сброситься с Астрономической башни.
— Малфой! Мне больно! Больно! — кричала Джинни, пытаясь убрать от себя его руки.
— Больно?! Да что, ты, можешь знать про боль? Все семь лет сидела в своей башне под защитой семьи и ждала принца. Больно — это когда твоя мать ползает у безносого полукровки в ногах, вымаливая прощения за отца. Больно — это Круциатус от Беллатриссы. Больно — это когда твои друзья сидят в Азкабане, потому что им никто не помешал стать убийцами. Все, о чем ты в жизни страдала, — это Гарри Поттер, хотя все и каждый знал, кому он принадлежит, — он перестал ее трясти, но продолжал держать за плечи, до боли их сжимая.
— Малфой, пожалуйста. Драко! Остановись. Ты прав, прав! Но сейчас, мне… очень… страшно, — говорила Джинни сквозь слезы. — Меня никогда не запирали.
— Знаю… Знаю… принцесса, меня… тоже.
Они не видели ничего в кромешной тьме, но были слишком близко, чтобы не чувствовать дыхание друг друга. Внезапно на щеку Малфоя легла маленькая ладошка, заставив его вздрогнуть. Спустя секунду прозвучал женский шепот.
— Обними меня, пожалуйста.
И, наверное, Драко потом пожалеет об этом, но сейчас под тенью неизвестности он обнимал эту рыжую принцессу, потому что на пути по дороге опасности всегда должен быть тот, с кем идти не так страшно.
*
Комната была большой, но душной, каждое огромное арочное окно было занавешено темно-красными тяжелыми портьерами, и свет, что лился от парящих в воздухе свечей, создавал иллюзию крови, стекающей с потолка. Это полностью соответствовало настроению хозяина дома, жизнь которого давно была окрашена кровавой краской. Когда-то в молодости он повелся на речи Волдеморта о лучшей жизни, об элитном обществе, в котором будут жить чистокровные волшебники. Но на деле же, всё, во что превратилась жизнь Теодора Нотта-старшего, это выживание, сделав когда-то темноволосого красивого парня мужчиной с лицом старика. И сейчас шанс изменить свою жизнь к лучшему вновь был утерян.
— Как тебе в голову пришло приволочь Уизли и Малфоя-младшего? — кричал Нотт.
— Она же невеста Поттера, а он случайно здесь оказался, — спокойно отвечал его собеседник, Уолден Макнейр — бывший палач министерства.
План, разработанный ими, мог полететь к чертям просто потому, что они спешили и так и не достигли взаимопонимания
— Она никто, нужна Грейнджер! Я же сказал, подружка Поттера, а не его невеста. Ты идиот?
— Идиот ты! Надо уточнять имя того, кто тебе нужен! — зарычал Макнейр в ответ.
— Теперь Поттер всё Министерство поднимет на ноги. А эта гениальная ведьма вместо того, чтобы быть здесь и расшифровывать дневники Лорда будет помогать аврорам. Как ты думаешь, сколько им понадобиться времени, чтобы узнать, чьих рук это похищение, и отправить нас к нашим женам в Азкабан? — спросил Нотт-старший.
— Я предупреждал, что тактика — это не твоё, надо было слушать меня, — ответил Уолден, выделив последнее слово, и сел в кресло, наливая себе огневиски.
— Ты предлагал просто пойти к Поттеру и попросить помощи! — забрал стакан Нотт-старший и залпом выпил.
— И до сих пор считаю, что прав. Ты помнишь, что случится с нами если мы не снимем проклятие? — спросил Уолден, наливая себе другой стакан. Макнейр
