Ненавижу! Всех до единого!
Когда слезы кончились и плакать сил не осталось, я просто легла и перестала на что-либо реагировать. Оказывается, это так приятно — жалеть себя, упиваться этим чувством, холить и взращивать его в сердце, мечтая умереть.
— Глупая, — фыркала Валенсия, на этот раз облаченная в золотистый шелк. Она пришла ко мне после обеда, царицей расположилась на диване и с удовольствием поедала мой виноград. — Радоваться надо. Такая жизнь впереди — новая, яркая, незабываемая. А она голодовку устроила. Ты не дури, мне столько всего надо тебе рассказать, а на все про все лишь неделя.
«При чем тут неделя? Какой вообще смысл в этих сроках?»
Но спрашивать я не стала, женщина сама ответила:
— Потом меня ждет отдельный особняк в столице. Теперь ты здесь хозяйка и должна соответствовать этому титулу, а не лежать на кровати и устраивать голодовку.
— Уйдите, — глухо прошептала в ответ и с головой накрылась тонким покрывалом.
— Я-то уйду, но это ничего не изменит. Тебе надо вырасти и перестать жалеть о прошлом. Так можно пропустить счастливые мгновения будущего.
— Оставьте меня.
— Какой же ты ребенок. Думаешь, кому-то есть дело до твоих страданий? Тебе ли не знать, что жизнь жестока, — вздохнула она, но мою просьбу выполнила.
Незаметно на остров опустилась ночь, она прошла без сна. Следом наступил второй рассвет новой жизни, которую я никак не хотела принимать.
Я наконец смогла разобрать, что за гул не давал мне покоя, чье ликование сбивало, вызывая отчаянный протест.
Кристалл. Будь я проклята (хотя куда еще?), но это точно был кристалл. Именно его песню я ощущала каждой клеточкой своего тела. Он был счастлив, сожрав мою силу.
Зарычав от бессилия, вскочила с кровати и разбила две бесценные вазы. Честно, не помню, как это произошло, словно пелена глаза застила. Только что сидела в кровати и вдруг очнулась, стоя на коленях, в окружении мелких осколков.
О своей вспышке я пожалела, доползла до кровати, снова легла, накрывшись с головой.
Утром осколков уже не было.
Слуги снова сновали туда-сюда с подносами, полными еды, от запаха которой меня мутило. Лишь прохладная вода спасала от рвотных позывов. Только ее я пила из кувшина, который кто-то заботливо поставил у кровати.
Не знаю, сколько это могло продолжаться, ведь самой мне выбираться из этого состояния не хотелось, но на Кароссе был человек, который мог вытащить на свет меня настоящую.
И он не заставил себя долго ждать.
Я почувствовала присутствие Сандера сразу, стоило ему переступить порог моей спальни и застыть, не решаясь войти.
Зажмурилась, почувствовав, как бешено застучало в груди сердце, попыталась прогнать нахлынувшие воспоминания.
— Аргус ждет тебя, — вместо приветствия тихо и спокойно произнес муж.
Я прикусила губу, пытаясь сдержаться. Это же надо так начать разговор, выбрать тему, на которую я просто не смогу не откликнуться. Как же хорошо он успел узнать меня.
Села, прижала покрывало к груди, посмотрела в бездонные омуты глаз.
— Как он?
С непривычки голос звучал хрипло и надорванно. Горло запершило, вновь захотелось пить.
— Очнулся вчера днем и очень хочет тебя видеть.
На Сандере были уже знакомые темные брюки и жилетка, подчеркивающая сильные плечи. Только полтора дня назад я скользила по ним ладошками, прижимая к себе.
— С ним все хорошо?
— Да.
Мужчина попытался улыбнуться, но не вышло. Уголки полных губ чуть приподнялись и сразу же опустились. А я так хорошо помнила, как они ласкали мою кожу, как жадно целовали плечи и грудь.
Отвернулась, пряча взгляд и чувствуя, как загорелись уши — словно я весь день провела на солнце.
«Надо сосредоточиться на Аргусе. Это сейчас самая безопасная тема».
— Я смогу его увидеть?
— Сначала тебе надо поесть.
Снова тошнота и слабое головокружение.
— Не хочу.
— Мне покормить тебя с ложечки?
Зачем он так со мной? За что?
Новая волна жаркого смущения и тоскливый вздох, который я не смогла подавить.
— Зачем ты пришел?
— Увидеть тебя.
— Увидел? Теперь уходи. Сам же говорил, что в первые дни встречи нежелательны. Не боишься, что ритуал может пойти в обратную сторону?
— Нет. Ты ведь чувствуешь кристалл?
Чувствую ли я это ликующее пение, которое буквально вибрирует в воздухе? Хотела бы не ощущать, да не могу.
— Да, — рассматривая узор на стене, ответила мужу.
— Он принял твою силу.
— Понравилась, да?
— Понравилась.
— Я рада, — прохрипела в ответ, понимая, что еще немного, и не выдержу. — Уходи, прошу тебя, уходи!
Упала на подушки, закрыла лицо руками, пряча полные слез глаза.
— Не уйду, пока не пообещаешь, что встанешь и поешь.
— Ненавижу тебя! — выдохнула едва слышно и всхлипнула, понимая, что испытываю совсем противоположные чувства.
Может, было бы лучше, если бы он сделал все быстро, без ласк и нежных прикосновений. Если бы это оказалось просто долгом безо всякой надежды на будущее.
— Знаю, — тихо ответил муж. — Но это не значит, что ты должна убивать себя. Я все равно не уйду, пока не добьюсь желаемого.
— Почему? Разве тебе не все равно? Какая разница, что со мной станет? Кристалл ведь уже наполнен.
— Мне не все равно, Тьяна.
— Почему? — села, пытливо глядя ему в глаза, сама не зная, что хочу услышать в ответ.
— Ты моя жена.
Мне пришлось сжать кулаки, болезненно впиться ногтями в кожу на ладонях, чтобы не закричать и не запустить в него одной из подушек, но вместо этого глухо произнесла:
— Я встану. И поем. Только при одном условии.
— Каком?
— Ты оставишь меня в покое. Навсегда. Никаких встреч и визитов, кроме обязательных. Не надо обо мне беспокоиться.
«Не надо влюблять меня в себя!»
Молчание, затянувшееся на несколько долгих секунд.
— Ты этого хочешь?
— Да.
