– Именно. Так вот, вербальное индексирование гораздо более эффективно, и поэтому, как только вы набираете существенный словарный запас, вы переключаетесь на него. Гораздо легче сказать про себя: «Вспомни дом, в котором жил мой друг Анил», чем перебирать образы всех домов, когда-либо засевшие у вас в памяти, в надежде на совпадение. Но вы ведь знаете, есть взрослые, которые продолжают индексировать свою память визуально. Вы читали Тэмпл Грандин? Знаменитую аутистку?
Я кивнул и назвал её самую известную книгу:
– «Мыслить образами».
– Именно. И она, по-видимому, так и делает. – Он положил руки на подлокотники кресла и подался вперёд, словно хотел сообщить какой-то секрет. – Вы также знаете, что я достиг прорыва в неврологии благодаря серии прискорбных инцидентов – удача для нас, учёных, но часто большое горе для пациентов. Вы знаете, как редки случаи ретроградной амнезии – за пределами мыльных опер, разумеется. Вообразите, как трудно найти кого-то, находящегося глубоко в аутистическом спектре и страдающего от неё. Однако у одного из моих пациентов оказалось именно такое расстройство. Несчастная женщина перенесла травматическую операцию на мозге после аварии на мотоцикле; не могла вспомнить ничего, предшествующего столкновению. Вся её жизнь оказалась, по сути, стёрта.
– Как у лейтенанта Ухуры в «Подменыше».
Я ожидал обычного непонимающего взгляда, как правило, следующего за моими отсылками к «всё, что мне нужно знать о жизни, я узнал из сериала “Стартрек”», но, к моему удивлению, Намбутири ткнул в меня пальцем и воскликнул:
– Именно! В том эпизоде Номад якобы стёр всю её память. Но на самом деле скорее всего случилось то же самое, что происходит, когда вы форматируете жёсткий диск. Обычное форматирование не очищает диск: оно лишь уничтожает таблицу размещения файлов – по сути, индекс. Все остальные нули и единицы остаются на своих местах, благодаря чему вы читаете о том, как полиции удалось восстановить файлы, которые, как думал преступник, он уничтожил. Это и произошло с лейтенантом Ухурой: индексная таблица её памяти была уничтожена, но сама память осталась цела – что объясняет её присутствие на своём посту на мостике «Энтерпрайза» в следующем эпизоде. Так вот, то же самое случилось и с той женщиной, что разбилась на мотоцикле. Память всё ещё была при ней, но индекс этой памяти (в её случае как аутистки – огромный визуальный индекс) был повреждён в результате аварии. Однако с помощью разновидности монреальского метода я смог помочь ей вновь получить доступ к своей памяти.
– Вы имеете в виду прямое электрическое стимулирование мозга? Как у Уайлдера Пенфилда? «Чувствую запах подгоревшего тоста», и всё такое?
– Да. Конечно, мы далеко ушли со времён Пенфилда. Нам не нужно вскрывать череп, чтобы произвести стимуляцию. Но главная красота всего этого, открывшаяся нам благодаря случаю, о котором я рассказывал, в том, что визуальный индекс, не используемый большинством людей, физически отделён от вербального. Так что в вашем случае… сколько вам лет?
– Тридцать девять.
– Отлично. В вашем случае нам не придётся рыться в тридцати шести годах памяти, проиндексированной вербально. Если я прав, то вся память, что вы сформировали, находясь в состоянии философского зомби, будет доступна посредством визуального индекса. Мы не будем искать шестимесячную иглу в тридцатидевятилетнем стогу сена. Воспоминания о тех шести месяцах 2001 года или по крайней мере их индекс будут смешаны лишь с гораздо более давней памятью, и, поскольку эта память о раннем детстве, её будет легко опознать как не относящуюся к нашей текущей задаче.
– Превосходно, превосходно. Спасибо.
– У вас есть свежая МРТ?
– Нет.
– Ладно. У меня есть знакомая в больнице Святого Бонифация. Давайте я позвоню ей и узнаю, не сможет ли она втиснуть вас в расписание. – Он взял телефонную трубку и куда-то позвонил; я слышал лишь то, что говорил он.
– Привет, Бренда, это Бхавеш. Слушай, мне нужно сделать МРТ одному… моему пациенту, и мне бы не хотелось… что? Правда? Погоди-ка. – Он прижал трубку к груди: – Как быстро вы доберётесь отсюда до Святого Бонифация?
Я задумался.
– В это время дня, без пробок? Минут за десять.
– Езжайте! У неё пациент отменил визит на половину второго.
Я поспешил к дверям.
16– Итак, – сказал я, глядя в море лиц, – почему в данном примере наша мораль на стороне Джейкоба, а не робота? Почему мы говорим, что государство не может казнить Джейкоба, но может отключить и разобрать робота?
– Ну, – ответил Зак со второго ряда, – Джейкоб – хомо сапиен.
– Гомо сапиенс, – поправил я.
Зак озадаченно смотрел на меня.
Мне сразу вспомнилась пародия Уэйна и Шастера об убийстве Юлия Цезаря. Частный детектив, расследующий его смерть, заказывает в баре «мартинус». «Вы имели в виду мартини?» – спрашивает бармен. И детектив цедит в ответ: «Если бы я хотел два, я бы так и сказал».
– Гомо сапиенс – это единственное число, – объяснил я. – Не бывает такой штуки, как «хомо сапиен».
– Да? Ладно. А как тогда будет множественное число от «гомо сапиенс»?
– Гоминес сапиентес, – оттарабанил я.
Студент не задержался с ответом:
– Вы эту фигню прямо сейчас придумали.
– Джим, спасибо, что пришли, – сказал Намбутири. Я нашёл имейл от него, когда проснулся, и быстро примчался в его офис.
– Это вам спасибо.
– Я получил результаты МРТ из Святого Бонифация.
Его голос звучал встревоженно – и от этого я тоже забеспокоился.
– Господи. Неужели опухоль?
– Нет, не опухоль.
– Тогда что?
– Оказалось, что отделу медицинского сканирования в Святом Бонифации не пришлось заводить на вас карту. Она у них уже была.
– Но я там никогда не был – ну, разве что навещал больных друзей.
– Нет, вы были там в 2001 году. Похоже, я не единственный докучливый профессор в городе. В 2001-м Менно Уоркентин выкрутил пару рук для того, чтобы положить вас под сканер.
– В самом деле?
– Да.
У меня трепыхнулось сердце.
– И что?
– И моя знакомая в больнице прислала также старый скан. Обычно они не хранят такие старые результаты, но ваш был помечен «для хранения в исследовательских целях»; радиолог заметил, что никогда в жизни такого не видел. – Он повернул монитор: – Вот это вы сегодня, в 2020-м. – Он нажал Alt-Tab. А это вы же в 2001-м.
Я знал, как устроен мозг, но не имел опыта чтения МРТ-сканов.
– И что же? – спросил я, глядя на старый скан.
– Вот здесь, – Намбутири указал на тонкую линию гиперинтенсивности – её можно было бы принять за царапину на плёнке, если бы это не было цифровое изображение.
– Повреждение амигдалы, – поражённо сказал я.
Он указал на другую линию:
– И орбитофронтальной коры.
– Паралимбическая система, – тихо добавил я.
– Бинго, – сказал Намбутири. Он показал последний скан. – Энцефаломаляция прошла за минувшие годы, хотя повреждения тканей всё ещё присутствуют. Но аномалия возникла самое позднее, – он взглянул на дату в углу изображения, – 15 июня 2001 года.
– Боже мой. Слушайте, а транскраниальный ультразвук может причинить подобные
