Выстрелы стали раздаваться всё реже и реже, и наконец всё стихло. К стоящим с поднятыми руками и поэтому пока ещё живым английским воякам стали подходить меткие стрелки, держа их на мушке. Через полчаса все пленные были связаны между собой попарно, а ещё через некоторое время они дружно шагали в сторону лагеря, где разместили и обустроили свои зимние квартиры победители этого короткого и небольшого сражения.
Навстречу движущейся колонне с пленными верхом на лошадях подъехали три офицера. Они придержали своих лошадей и с интересом рассматривали ещё недавно грозного противника. Пленённые солдаты тоже с интересом поглядывали на эту троицу. По тому, как вытягивались и приветствовали этих троих всадников солдаты-победители, можно было понять, что перед ними важные персоны. Один из них, совсем ещё молодой мужчина, показывая рукой на пленных, сказал, обращаясь к старшему по возрасту всаднику, который двигался на лошади немного впереди:
— Смотрите, сэр, сколько пленных. Теперь их можно будет обменять на наших солдат.
— Согласитесь, как интересно всё происходит в этой жизни, — философски заметил второй всадник с заметным акцентом, — где-то в Америке мы меняем французов на немцев и англичан, которые давно уже хотят вернуться домой от этой ужасной войны.
— Да, барон, вы правы: война — это не лучшее, что могли придумать люди, чтобы выяснять между собой отношения, — сделал своё замечание молчащий до сих пор третий всадник. После короткой паузы он устало добавил: — И не удивляйтесь моим словам. Я хоть и главнокомандующий, но войну ненавижу. Но что поделаешь, видит Бог, мы этого не хотели.
Колонна с пленными продолжала движение, а Вашингтон, глядя на неё, думал о том, где достать еды для этих бедолаг. Зима оказалась в этом году суровая, холодная, а продовольствия не хватало даже для остатка его армии. Отбивая обозы у англичан, Континентальная армия удовлетворяла лишь частично свои потребности как в продовольствии, так и в обеспечении боеприпасами.
Английские войска пытались добить остатки армии Вашингтона, но всякий раз он уходил от них, навязывая свою тактику рассыпного боя. К таким манёврам противника британская армия не могла никак приспособиться и ничего ей противопоставить. Её же обучали вести боевые действия в классическом линейном построении. Генерал Хоу ничего не мог предпринять против такого метода ведения войны, и поэтому партизанские вылазки колонистов стали кошмаром для тех английских солдат, которые посылались в очередной рейд и попадали там в засаду.
Конец 1777 года был похож на конец 1776 года и стал тяжелейшим для Континентальной армии. За этот год армия Хоу сумела занять Филадельфию, а армия Вашингтона отступила в Вэлли Фордж. Голод, холод и болезни сократили численность и без того небольшого количества солдат. Однако была и надежда на возрождение армии, которая пополнилась новыми волонтёрами из Франции под командованием маркиза Лафайета. С ними в Америку приплыл и прусский офицер барон фон Штюбен. Благодаря им многие патриоты, которые остались с Вашингтоном, превратились в настоящих бойцов, которых нельзя было испугать больше ничем и никем. Это были уже не «зелёные» ополченцы или «минитмены». В рядах армии Вашингтона служили закалённые в военных трудностях и невзгодах солдаты, преданные тому делу, ради которого они рисковали своими жизнями, оставив жён и детей на волю и милость Всевышнего.
В пригороде Лондона в замке лорда Джорджа Джермейна, который занимал при английском королевском дворе пост министра колоний, шли приготовления к большой охоте на лис. Надев свой лучший охотничий камзол, стоя перед большим зеркалом, лорд Джермейн находился в состоянии лёгкого волнения от предстоящего мероприятия, которое он устраивал ежегодно в окрестностях своего замка. На эту охоту сегодня были приглашены члены известнейших английских фамилий, сторонники его партии и просто соседи, проживающие в своих замках вблизи Лондона, с которыми лорд позволял себе общаться.
Охота была знаковой: наконец-то сторонники лорда Джермейна, который состоял в оппозиции с первым министром королевства лордом Фредериком Нортом, торжествовали. Угодная королю политика репрессий в отношении к американским колонистам, которую всячески поддерживал лорд Норт, не оправдала себя. Все тринадцать колоний восстали против британского владычества в Америке, и теперь две крупнейшие английские армии генерала Джона Бургойна и генерала сэра Уильяма Хоу должны будут объединить свои усилия, чтобы навести там порядок раз и навсегда.
Конечно, лорд Норт был всего лишь ширмой и послушным орудием в руках короля, а стратегию такой политики в колониях проводил в жизнь именно сам король Георг III.
И теперь он как настоящий король-воитель любыми способами желал только одного: разбить Континентальную армию Соединённых Штатов и заставить колонистов снова подчиниться власти и законам Великобритании.
Первые успехи армии генерала Уильяма Хоу заслуживали признания и радовали английского венценосца: в Бункер Хилле «красные мундиры» победили американцев, хотя и ценой очень больших потерь. Бравый генерал захватил Нью-Йорк и победил американцев в Вайт Плейнсе и Брендивайне. Казалось, ещё немного — и ловушка, составленная из двух английских армий, захлопнется. Осталось только сделать небольшой демарш, указанный и утверждённый английским парламентом в плане, который и должен был передать лорд Джермейн на корабль под командованием графа Хоу, старшего брата Уильяма Хоу. На днях это судно должно было отплыть в Северную Америку с грузом оружия и боеприпасов для английских солдат.
Когда лорд Джермейн, надевая на свои холёные руки перчатки, раздумывал о том, кого бы послать в качестве курьера для доставки карты с планом боевых действий на корабль, в комнату вошёл дворецкий с докладом. Лорд повернулся в его сторону, чтобы отдать последние распоряжения, но увидев взволнованное лицо своего верного слуги, с недоумением и недовольством спросил:
— Что случилось, Генри? Американцы высадились на берегах Британии? — лорд сам рассмеялся остроте свой шутки, но тут же его лицо приняло серьёзное выражение. — Итак, я жду ответа: что случилось?
— Сэр... — Генри в волнении мялся и не знал, как начать разговор. — Сэр, ваш жеребец захромал, и он не сможет участвовать в охоте...
— Что ты сказал? — лицо министра колоний перекосилось от гнева. —
