– Лусия, как я вам завидую, – мама налила себе кофе. – Это же мечта – читать рукописи… в таком невыносимом парадизе.
В кресле под кустом в потоке невыносимого парадиза, наверняка здешней весной это дерево начинает цвести буйным красным, и тогда под ним сидеть еще парадизнее.
– У нас, конечно, дача неплохая, – мама оглядывала имение Лусии. – Елки, каштаны, прудик есть с карасями. Но до ваших просторов далеко. Действительно, мечта.
– Да-да… – Лусия прибила рукописью муху. – Совершенная мечта… Ольга, а вас не волнуют тенденции…
Они стали про тенденции, про магический реализм мертв и стух, про переводы и про книжную ярмарку, и прочее либра компадрэ, я испугался, что это надолго. К счастью, показалась Анна с зонтами, я подхватил их и потащил к такси.
Таксист ждал за десять куков.
Багажник у машины оказался куцый, но я запихал зонты наискось в салон, так что торчали из окна кверху.
– Там хороший пляж, – сказала Анна.
– Глубоко?
– Да, глубоко.
– Зря твоя бабушка сейчас литературу вспомнила, – сказал я. – С моей мамой опасно говорить про книги, особенно в первой половине дня. С ней может случиться Book Attack.
– Что? – не поняла Анна.
– Book Attack. Книжный удар. Это как солнечный. Временное помутнение рассудка.
– Помутнение?
– Ага, – я потрогал висок. – Хотя… Обычно моя мама удачно сочетает призвание и безумие, она счастливый человек.
– Она ведь филолог?
– Да, по образованию. Но работает в Книжной палате, они всякие выставки организуют. Она все время думает о книгах, с писателями встречается, вот иногда и… Заносит ее.
Таксист нас слушал с удовольствием, точно понимал.
– Так что при ней лучше книги не поминать, – сказал я.
– А что случится?
– Ну…
– Анна!
У бабушки Лусии был зычный голос. Похоже, что и у Анны тоже есть, не обделена она голосом. Может, ее мама в опере поет.
– Я сейчас.
Анна побежала в дом. Таксист сказал мне что-то веселое.
– Мир погибнет в атомном огне, – ответил я ему. – Это давно предсказал опоссум Станислав.
Таксист про это, несомненно, знал. Из ворот вышла подозрительно сосредоточенная мама.
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю, – мама пожала плечами. – У них проблемы, они ждут финансирования. А ярмарка, между прочим, на носу. Я полгода готовила программу, а тут…
Мама замолчала, я понял, что сейчас она чихнет. Она замерла в ожидании чиха и некоторое время, закрыв глаза, собиралась, щупая воздух пальцами. Но не случилось, мама вытерла нос, ее сосредоточенность исчезла, и она сказала:
– Хотя мне-то какое дело? Я, в конце концов, приехала сюда отдыхать. Я эту поездку восемнадцать лет ждала, почему я должна про всякие ярмарки думать? Меня месяц назад едва не побили палками в Тегеране!
Подошла Анна с шезлонгами.
– Бабушка предлагает взять сэндвичи, – сказала она.
– Сэндвичи? – мама наморщила лоб. – Сэндвичи – это… Нет и еще раз нет! На пляже положено голодать!
– Там мороженое продают, – сказала Анна.
– Мороженое? Нет, лучшее мороженое в Аламаре… Ладно, по пути что-нибудь придумаем. В путь.
Забрались внутрь машины. Мама устроилась на переднем сиденье, а мы с Анной на заднем.
– На Санта-Марию, – велела мама. – На пляж.
Таксист прищелкнул языком. Затем с восхищением взглянул на Анну, с завистью на меня, снова прищелкнул. Анна приподняла темные очки, таксист быстро отвернулся и покатил.
Анна смотрела в окно. Мама рассказывала про Санта-Марию. Говорила, что Санта-Мария – это не Кайо-Ларго и даже с пляжами Варадеро ему не сравниться, но тут есть свои достоинства. А потом, она так устала от причесанных мест отдыха, где каждый сантиметр песка проверен граблями, каждая травина пострижена, каждая рыбка в прибое прикормлена и приручена, а хочется-то непричесанности, настоящести.
– Новая подлинность, – говорила мама. – Вот сегодняшний тренд. Только так, только дыханием, только…
Чтоб помидоры брызгали мясным соком. Я опустил стекло, чтобы ветер дул наискосок и шумел погромче, про новую подлинность мне не хотелось. Смотрел по сторонам. Я тут кое-что уже узнавал, сначала Малекон, потом тоннель под бухтой, затем автострада. Пустая. Иногда выруливает к морю и видны плоские скалы, похожие на почерневшие грибы-строчки.
– …Вон как эти скалы, – мама указывала рукой. – По-настоящему чтобы, чтобы в лицо…
Анна сказала, что до пляжа полчаса, но мы добрались гораздо быстрее, таксист гнал.
Санта-Мария дель Мар мне понравилась. Или понравился. Место мне понравилось, тут на песке росли пальмы и много густой кустистой зелени, из которой выступали корпуса отеля. Диковато, пусто, ветрено и очень чувствуется море. Море рядом, облака над ним, солнце между облаками. Не знаю, как насчет настоящести, но тут неплохо, наверное, я устал от Гаваны, похожей на старый тесный сундук.
Водитель снизил скорость, перестроился и стал готовиться к левому повороту.
– Лусия говорила, что тут где-то лавка… – сказала мама. – Я забыла воды купить. Аня, переведи джентльмену…
Анна перевела таксисту, мы подъехали к лавке, помещавшейся в длинном помещении сарайного типа. Мама расплатилась с таксистом и велела ему возвращаться через четыре часа, сама же вошла в лавку.
Анна осталась с зонтом и шезлонгами, я в лавку заглянул.
Это для меня. Чтобы я поглядел. Я поглядел.
Ну что, колбаса, рубленная кубиками, по сто грамм в пластиковых судках. Мясные руины. Мука в жестяных банках. Булки. Рис с мухами. Конфеты. Пирожные, оплывшие по краям. Сигареты. Убого. Нищевато. Мама купила три бутылки воды и поглядела, какое впечатление лавка на меня произвела. Я сделал вид, что потрясен. Мама, кажется, успокоилась, и мы направились к пляжу. Я отобрал у Анны зонтик и шезлонги, шагал последним. По тропинке, вытоптанной в местном лопухе, поднялись на пологую песчаную дюну.
– О, море! – воскликнула мама.
Сейчас она оглянется на меня, понял я, и, чтобы не оглянулась, тут же сказал сам:
– Я море с детства люблю.
Анна вежливо улыбнулась. Ветер подул.
Обычно море всегда бухтой. Лукоморьем, широким или поуже, так что, когда ты выходишь на берег, видишь, как вода выгибает сушу. А тут наоборот. Когда я смотрел направо и налево, я видел по обе стороны воду, поджимающую пляж. Отчего немедленно казалось, что ты на самом краю, что земля заканчивается именно здесь.
Волны высокие, бились об берег с грохотом и с радугами, катали гальку и перемалывали песок. Народу почти никого, сторожевой пляжный человек сидел под палкой с красным флажком, спал, несколько обычных человек валялись на песке, еще несколько лениво играли в волейбол.
– Туда нам, – указала мама. – Уйдем подальше.
Мы двинулись вдоль берега, выбирая местечко, хотя на самом деле тут везде местечки хорошие, пляж широкий и чистый, а по берегу через каждые сто метров лачуги, сложенные из серого плавника и вялых пальмовых листьев. Солнце жгло сквозь облака и чувствовалось через рубашку, хотел расправить зонтик, но едва ветром не вырвало. Анна накрывалась полотенцем, а мама достала широченную соломенную шляпу.
Метров через пятьсот остановились. Воткнул зонтик, разложил шезлонги, мама и Анна тут же в
