– Михаил приказал? – Елена не верила своим ушам. – Вы что, отстранили меня от командования кораблём?
– Мы же не знали, что с вами, – пожал плечами Бардаш. – Мы действовали по инструкции. «В случае если командир по состоянию здоровья не способен выполнять свои обязанности, командование кораблём переходит к навигатору».
– А эту проклятую планетёнку нужно забросать с орбиты нейтронными бомбами, чтоб там ничего живого не уцелело! – зло выпалила Благоева. – Чтоб впредь не повадно было над людьми эксперименты ставить!
– Дзёдо не враг. Он не понимает, что может существовать кто-то живой вне его. Он не нападал на людей, он старался их вылечить – от непонимания, от одиночества…
– Нифига себе лекарства! А его кто-то просил к нам лезть?
– Да он и не лез! Ему не нужны чужие планеты, ему вполне достаточно одной, своей. Это люди пришли в его мир с собственной логикой и собственными мерками.
Благоева и Бардаш переглянулись. Кибернетик улыбнулась так приторно-сладко, что противно смотреть.
– Ладно, Елена, отдыхай, выздоравливай. Рома, Евгений, пойдёмте, не будем утомлять.
«Вы не утомляете! Я должна объяснить, чтобы вы поняли!» – хотела крикнуть им Елена, но не успела – дверь изолятора захлопнулась за спинами косморазведчиков.
Она повернулась к Ленарту:
– Марк, ну хоть вы-то поняли? Вы же биолог!
Ленарт придвинул к кушетке стул, сел.
– Елена, знаете, откуда у меня этот шрам?
– Знаю. Вы получили его во время взрыва на планетарной станции «Олимпия-Восток». – Пристинская запнулась. Затем добавила: – Там погибла ваша семья.
– Правильно. А знаете, почему я не убрал его? Чтобы не забывать – мы живём в жестоком мире в жестокое время. Где нет места для сантиментов. Почему вы решили, что человек должен вести себя как гость на этой планете, а хозяином оставаться только на одной-единственной – той, откуда родом его предки? Когда люди добрались до звёзд, они стали жителями Галактики и теперь вправе диктовать свою волю. Нет, я не призываю «бомбить Дзёдо нейтронными бомбами». Но и подчиняться его логике – увольте! Мы с ним конкуренты в борьбе за ареал обитания. Первый раунд он выиграл – и забрал жизни экипажа «Сёгуна». Второй должен остаться за нами. Иначе не стоило обзаводиться вот этим.
Он постучал себя пальцем по высокому лбу. Потом поднялся со стула, улыбнулся на прощанье и вышел.
А Елена осталась лежать на кушетке. По щеке её медленно ползла слезинка. Ленарт говорил правильные слова. Но всё равно жаль господина Танемото, Мати, Сюзан. И Дзёдо. Блондинка – что с неё взять!
Светлана Тулина
Карфаген будет разрушен
Взрывное устройство я обнаружил ещё до того, как пассажир с ним достиг пункта таможенного досмотра. Проверяю трижды, стараясь не привлекать внимания, – необоснованный сигнал тревоги вряд ли повысит мой коэффициент полезности, при наличии обоснования же и вовсе теряет смысл, лишь отдаляя Цель. Привычная отработанная процедура – сначала проверить ещё раз, а потом перепроверить уже проверенное.
И проверить снова.
Деликатное сканирование в четырёх диапазонах – параллельное, перекрёстное, выборочное. Подтверждение с вероятностью 98,6%. Стандартная начинка взрыв-пакета, мелкими частями распределённая по багажу и одежде. Пенал детонатора выглядит безобидным, находясь между мыльницей и тюбиком зубной пасты. Еще 107 секунд назад я бы ничего не заметил, но сервис-центр не зря содрал такие деньги за последний апгрейд – способность к синтезу фиксируемой информации важна не менее, чем способность к её анализу и сохранению. Теперь я это точно знаю.
Добавлено в память. Помечено: «Важно, для общего доступа». Параллельно позволяю себе несколько наносекунд средней степени удовлетворения от хорошо проделанной работы.
Лишний плюс возможен – если именно я окажусь первым, кто отметил высокую полезность синтеза. Следовательно, значимость пассажира со взрыв-пакетом возрастает как минимум на порядок – если он, конечно, направляется именно к нам, а не на «Трою» или «Нью-Мехико». Вероятность один к трём.
И если его не задержат на пункте таможенного досмотра.
Впрочем, вероятность последнего невысока – службы пересадочной станции работают с сервис-центром иной корпорации. Отсталые технологии, позавчерашний день. Их анализаторы не обладают способностью сложить два и два в шестнадцатой степени, и пассажир со взрыв-пакетом беспрепятственно забирает со стойки проверенный ими багаж. Я отмечаю и фиксирую это обстоятельство, одновременно до предела усилив чувствительность ближайших стасиков. Таможенник, хомо-мэн старшего репродуктивного возраста, улыбается, шевелит губами. Акустика на таком расстоянии передаётся плохо, читаю по движению мимических мышц то, что уже спрогнозировал с высокой долей вероятности – не зря же таможенник так улыбался:
– «Карфаген» должен быть разрушен!
Дежурная шутка едва не кончается катастрофой, застав пассажира со взрыв-пакетом врасплох. Он дёргается, вцепившись в ручку чемодана, и резко оборачивается. Но таможенник смотрит на терминал. А когда поднимает глаза, протягивая отсканированную карту владельцу, тот уже взял себя в руки и отвечает в тон:
– Обязательно! Но не сегодня.
Я фиксирую напряжённость его лица, интенсивное потоотделение в надбровной области и несколько бóльший тонально-модуляционный нажим на первом слове, но вряд ли человеческое восприятие способно уловить эту разницу. Тем временем одним из стасиков запускаю контактные усики в таможенный сканер – теперь проявленное мною любопытство, даже окажись оно замеченным, вполне естественно и обоснованно. Пассажир направляется на «Карфаген», и я имею полное право знать о нём всё.
Юрьев Кулат Мигелевич (в дальнейшем ЮКМ), двадцать один год, место рождения Терра Кандида, следует на Онору в рамках деловой поездки. Проверка на соответствие по базам террористов и хомо с психическими отклонениями. Результат отрицательный. Чего и следовало ожидать – на такую проверку возможностей таможенных сканеров вполне хватает.
Информации недостаточно. Анализ невозможен.
Пока не могу с адекватной вероятностью классифицировать его как террориста. Мало ли зачем везёт человек с собой взрывное устройство в разобранном виде? Может быть, это бизнес. Его нервозность повышает вероятность удачного для меня варианта до одного к двум, но пока бомба не собрана и не проявлено однозначно трактуемое намерение взорвать её в публичном месте – никто не вправе необоснованно обвинять. Прецедент – дело Оми Ю Ким против сторожевой системы Третьей Волопаса. Впрочем, обвинять – не моя задача. Моё дело – отмечать и фиксировать.
Посылаю стасикам импульс немедленного возвращения, ЮКМ – последний из зарегистрированных пассажиров, до старта чуть более 103 секунд. Чтобы не терять времени, активирую тройку запасных и посылаю их в каюту ЮКМ. Задание – маскировка в удобной для перекрёстного наблюдения позиции, автономная работа на приём и консервацию данных.
Пассажиры устраиваются в антиперегрузочных коконах, веду параллельную фиксацию кают, показания приборов пишутся автоматически, низкая степень интереса. А вот в рубке – высокая, потому выделяю бóльшую часть оперативной памяти на подготовку к старту. Встроенные датчики фиксируют происходящее в рубке в непрерывном режиме и автоматически заносят в
