– Сеньор Гариотти, – спросил Яков, – но раз из шляпы можно вытаскивать кроликов, которых там не было, то вы должны быть богатым человеком. Вытащили миллион кроликов, продали…
– Слушай, недоделанный Джакомо, – перебил Гариотти, – и запоминай с первого раза, потому что второй раз я повторять не буду. Артист никогда ничего не продает, он лишь получает гонорар за свое искусство. Продать можно только талант, один раз и непременно себе в убыток. Кролика вынимают не на продажу, а на потеху почтеннейшей публики. Если бы у вас на площади не было орущих мальчишек и девчонок, замерших от восторга, то никакого кролика в шляпе бы не появилось. Вот смотри: в руке ничего нет. А теперь – раз! – цветок: соланум туберозум. Думаешь, у меня где-то букетик припрятан? Ты по дороге бежал, видал по обочинам такие цветы? То-то. А вот бабочка, живая. Бабочку в рукаве не спрячешь, в пальцах не скомкаешь.
– Красивая! – потрясенно выдохнул единственный зритель.
– А вот так? – Сеньор Гариотти сунул руку в цилиндр, куда за минуту до того кинул шкурку, содранную с освежеванного зверька, и вытащил целехонького кролика. – На, держи. И ступайте, у меня дел невпроворот.
Манька потянула Якова в конец фургона, под завязку набитого всяческим реквизитом.
– Темно…
– Ничего, тут на задней стенке окошко, развиднеется.
– Куда мы?
– Трифона кормить. Вообще, ему завтра обедать надо, но поскольку у нас появилось два кролика, пусть сегодня поест. А кролика не жалей, он из шляпы и, значит, не живучий. Если его сегодня не съесть, завтра он сам помрет.
Кролик сидел перед удавом с тем же отрешенным видом, как до этого ожидал своей участи в шляпе. Трифон покачивал головой, словно оценивая упитанность зверька.
– Самое главное, – сказала Маша, – что ты понравился сеньору Гариотти. Ради тебя он второго кроля добыл, я такое первый раз вижу. Ты его слушайся, сеньор Гариотти в своем деле кудесник.
– Я буду! – пообещал ученик.
Фургон, скрипнув последний раз, остановился.
– На выход, засони! – скомандовал Филипп. – Яков за хворостом, Маня… ну, ты сама все знаешь.
Горел костер. В котелке густо булькала похлебка, в которую ради праздничка всыпали горсть крупы. Щавеля в округе не нашлось, зато было полно крапивы и прорва пахучей сныти. Кто понимает, тот летом без щей не останется.
Сгущался вечер. Артисты сидели, разомлев от покоя и сытной еды.
– Итак, – подвел итог маэстро Фильконти, – сейчас всем пять минут блаженного безделья, а потом у нас с Яковом урок до самой полуночи. Гимнастика, упражнения на растяжку и всякое иное. Возрыдаешь ты у меня сегодня, восплачешь горькими слезами.
– Маэстро Филипп! – вскричал Яков. – Да я, если надо, возрыдаю со всем моим удовольствием!
Инна Живетьева
Город для дракона
А это какой из миров Дяченко? Сразу несколько – и никакой конкретно. Тут скорее можно говорить о духе их творчества, чем о букве. Городская фэнтези с людьми, ведьмами, драконами – да и самим Городом, который здесь не только место действия, но и полноправный участник действа…
«Ритуал»? Все тот же «Ведьмин век»? Сразу несколько новелл, отголоски которых угадываются в «Пентакле»? Может быть, даже что-то из «Стократа» (там – девушка-Мир, здесь – девушка-Город)? Или что-то – очень и очень многое! – из рассказа «Подземный ветер»?
Да. Да, да. Может быть. И нет. Прочитайте «Город для дракона» так, как будто этого перечня не существует. А потом прочитайте все рассказы и романы Дяченко из этого перечня – и вы откроете для себя дополнительные измерения радости.
Сжать когтями купол оперного театра, чтобы хрустнул, как яйцо. Вспороть мосты, один за другим – освободить реку. Пыхнуть жаром на вонючие, громыхающие повозки. Разодрать асфальтовую чешую, грязную, в домах-бородавках – пусть хлынет из порванных труб-артерий вонючая кровь…
Дракон запрокидывает голову к небу, натягивая жилы. Мускулистые лапы сводит судорогой от невозможности желаний. Низкий, неслышный человеческому уху вой вырывается из глотки и захлестывает город.
Отчаянный взмах крыльями. Вверх!
Драконья ненависть оседает невидимым пеплом, погребая под собой людей.
Лето. Время пива и сахарной ваты, липкой потной жары, сизого дымка над асфальтом, девочек в коротеньких юбчонках.
Дракон сидит, развалившись, на скамейке, ест мороженое и разглядывает человеческую шушеру, собравшуюся в Первомайском сквере. Шелестит фонтан, ветер сдувает на дракона брызги. Течет по пальцам растаявшее мороженое.
На другой стороне площади вопит ребенок, желая прокатиться на лошади. Дракон морщится: какой противный писклявый голос. Мать наконец разрешает. Заморенная кобыла вяло переставляет ноги. Поравнявшись со скамейкой, взбрыкивает. Ребенок орет от восторга, мамаша – от ужаса. Дракон ухмыляется и вольнее раскидывает руки по изогнутой деревянной спинке. Подсесть на заманчиво-полупустую скамейку никто не решается. Человечки, конечно, тупее животных, но кое-какие инстинкты у них сохранились.
Жарко. Над фонтаном вспыхивают крохотные радуги. Ротовое отверстие подземного перехода изрыгает воняющую потом людскую массу. Электронное табло на мэрии пугает небывалой температурой.
Еле слышная поступь кроссовок. На плечо дракону падает узкая тень. Он лениво поверчивает голову. Молоденькая дурочка, ошалевшая от внимания сексуально озабоченных сопляков. Было бы на что смотреть: короткие волосы цвета асфальта, узкое бледное личико, маленькая грудь, тощая попа. Ножки… ну, ножки ничего, хорошие. Девица переступает под его взглядом, сейчас уйдет.
Нет, дерзко щурится.
– Разрешите присесть, господин дракон?
Ведьма! Колет под лопатками – крылья рвутся на волю. Ноет челюсть. Дракон торопливо заглаживает языком прорезавшийся клык.
Девчонка опускается на скамейку, кладет ногу на ногу. А ведь она не природная. Городская. Из тех, что гадают по трещинам на асфальте и ворожат на автомобильные номера.
– Пристав Лиза Градская, ковен Заельцовского района, горохрана.
Клык все-таки приподнимает губу. Дракон цыкает.
– И что же от меня понадобилось ковену?
Лиза постукивает ноготками по крашеной доске.
– Странное дело, господин дракон. Каждую неделю в ночь с четверга на пятницу мы фиксируем всплеск агрессии. Жестокие драки, убийства. Ссоры, несколько самоубийств.
Клыки заострились, ответ выходит шепелявым:
– Люди, что с них взять!
Пристав Лиза Градская смотрит сердито.
– У вас полный оборот, насколько нам известно, раз в семь дней. С четверга на пятницу. Вы ничего не хотите передать ковену?
Дракон зевает, демонстрируя набор зубов.
– Нет.
Кажется, ведьму такой ответ радует.
– У вас был шанс смягчить приговор, но вы от него отказались. – Она протягивает тонкую папку. – Здесь все доказательства. Ковен вправе наложить взыскание.
Дракон папку взял, но перебирать вложенные в мультифоры листочки поленился. Пусть подавятся своими взысканиями.
– И сколько же?
– Тридцать лет.
Чтоб оно им поперек глотки встало! Драконы живут долго, очень долго, но лишиться тридцати лет из-за каких-то людишек!..
– Это еще не все. – Ведьма старательно смотрит ему в лицо. – Месяц ареста истинной личины.
В горле запершило. Дракон кашляет, сплевывая сажу. Дрянь! Нечисть городская! Пальцы сгибаются, готовясь выпустить когти.
– Приговор начинает действовать с этой минуты.
На месте клыка ноет пустое место.
– В течение месяца
