– …Устал? Хочешь, я поведу? – спрашивает Лея.
– Да нет, просто чуть замедлился, закат красивый.
У нас с Леей когда-то тоже были свои ритуалы. Мы тоже любовались всякими красотами вместе и подолгу молчали, хорошо молчали. А теперь никак не получается; все время нужно что-то обсуждать: няня, кружки Давида, чертов аквариум, я уж не говорю о бесконечных спорах и препирательствах. Я уж не говорю об этой терапии. Чем нам может помочь посторонний человек? Я постоянно утешаю себя тем, что мы с Леей оптимисты, мы все-таки пытаемся как-то решать свои проблемы.
…
Среда. У Нира, кажется, тоже не все гладко. Сегодня я проезжал по шоссе уже в темноте, а он стоял там на балконе один и курил. Вот так-то, Док… Закаты закатами, а там, в комнатах, все не просто, совсем не просто.
Когда я приезжаю домой Давид уже спит, а Лея смотрит телик, лежа в кровати. Я иду в душ, оттуда на кухню. Оранжевый мазок мечется над холодильником. Я замечаю, что рыбку переселили в банку побольше.
– Няня потребовала улучшения условий труда для Митчела? – спрашиваю я возвращаясь в спальню.
– Он сегодня два раза выскакивал из банки. Няня подбирала его с пола.
– …А что Давид, испугался?
– Ему, похоже, глубоко плевать.
– Это плохо. У ребенка должна развиваться эмпатия к домашним животным.
Лея тушит ночник.
Ночью я выхожу на кухню и сразу же ощущаю тревогу, которую не могу объяснить. Спустя секунду я понимаю, что эпицентр этой тревоги находится возле холодильника. Я не до конца проснулся, поэтому тот факт, что какой-то стеклянный осколок ожил и подпрыгивает на полу меня не очень-то удивляет. Но разве накануне мы что-то разбивали? Наконец-то до меня доходит, что это Митчелл. Лишь с третьей попытки мне удается зажать его в кулаке. Он продолжает биться и там, царапая мою ладонь плавниками и мне кажется, что сейчас я держу в кулаке собственное крохотное сердце.
…
Я все еще сижу за кухонным столом. Прямо передо мной, между сахарницей и чайником Митчел плавает в своей банке. Время от времени я приоткрываю крышку, чтобы подпустить ему кислорода, но когда он начинает метаться, вновь прикрываю. На часах уже полшестого.
– Может, отнесешь его на работу? У вас там, кажется, был аквариум? – спрашивает Лея.
– …Ты перепутала, у нас в бюро стоит вольер с игуанами, – говорю я. И тут меня осеняет: я же могу отнести Митчелла в зоомагазин!
– Так и повезешь в банке? – спрашивает Лея.
– Знаешь что, перелей-ка его в пакет.
Лея находит полиэтиленовый пакет поплотней, на треть наполняет его водой и мы помещаем рыбку туда, прихватив верх пакета прищепкой.
…
Торговый центр в этот час почти пуст, но зоомагазин уже работает.
– Мы не можем поместить вашу рыбку в наш аквариум – говорит мне продавец, когда я объясняю ему в чем дело. – Это строго запрещено, мы не знаем, откуда она у вас. Так можно всех рыб заразить какой-нибудь инфекцией.
Я выхожу из магазина и иду к выходу, к вращающейся двери торгового центра. Утренние лучи высвечивают на толстом стекле разводы от тряпки. Уборщица, моющая дверь, отодвигает ведро, давая мне пройти. Я вхожу в стеклянный цилиндр, начинаю продвигаться вперед маленькими шажками и вдруг чувствую, что дверь остановилась. Я давлю рукой на стеклянную перегородку, потом упираюсь в нее обеими ладонями, но ось что-то не проворачивается. Они смазывают эти двери вообще? И каково двигать эту махину старику или хрупкой девушке? Я представляю себе старика, девушку, ленивого завхоза, который не смазывает оси. Я все еще давлю на стеклянную стенку ладонями, я все еще возмущаюсь и негодую, потому что пока я злюсь, я – всего лишь раздраженный клиент торгового центра. Я поворачиваюсь назад и со всех сил давлю на заднюю перегородку – дохлый номер. Сквозь мутное стекло я вижу холл и уборщицу, которая приблизилась было к двери со своей тряпкой, но теперь начинает понимать, что здесь происходит. Я не хочу сейчас, чтобы она видела мое лицо и вновь поворачиваюсь к улице. Какое невезение! Еще бы два шажка, и появился бы проем, в который я мог бы протиснуться, но здесь нет даже щели. Назад тоже пути нет. Я заперт в отсеке стеклянного цилиндра. Стекло очень теплое, почти горячее. Сколько времени мне придется простоять здесь, пока дверь не разблокируют? У меня случится тепловой удар или что похуже. Без еды, без капли воды… И тут я вспоминаю про пакетик с рыбкой. У меня в кармане целый стакан воды, если припрет я его выпью. Что будет чувствовать Митчел? Вначале, наверное, только изменение температуры, когда слой воды над ним станет совсем тонким, а потом он начнет задыхаться. Я вынимаю пакетик, снимаю прищепку и подношу пакет к носу. Обыкновенная водопроводная вода, которую Митчелл уже наполнил своим рыбьим железистым запахом. Неужели она мне по-настоящему понадобится? Я представляю, как перед торговым центром собирается небольшая толпа, а покупатели, желающие выйти, образуют такую же толпу за моей спиной. Но, похоже, у меня нет спины, а есть лишь две стороны: обе, открытые любопытным взглядам. Ноги становятся ватными. Я опираюсь на стеклянную стенку и вдруг чувствую, что она вздрагивает. Какая-то девушка хочет войти в торговый центр и злится на то, что дверь не поддается. Ее злость совсем не такая как моя, она бытовая, праведная, клиентская. И я для этой злой девушки – всего лишь смутный силуэт, ранний покупатель, который видимо не вполне проснулся и замешкался в дверях. Внезапно я чувствую, как стеклянная перегородка подталкивает меня в спину. Я все еще не отлип от стекла, мне нравится ощущать, как дверь, медленно поддаваясь чьей-то воле, сама выталкивает меня на улицу.
Холодный пот высыхает в две секунды. На ватных ногах я подхожу к машине, включаю зажигание, куда-то еду и почему-то оказываюсь на стоянке перед домом Нира. Я выхожу из машины, обхожу дом и задираю голову. На восьмом этаже висит новенький щеголеватый балкон. У перил стоит сложенный солнечный зонт, который своими очертаниями напоминает долговязую мужскую фигуру, а рядом какой-то хлам, сложенный на стуле и прикрытый дерюгой.
– Эяль?!
Нир собственной персоной стоит у меня за спиной. В руках у него багет из булочной.
– Разве мы назначали встречу? – спрашивает он.
– …Нет, я случайно поблизости оказался, – говорю я. – Вот, смотрите, какая красота – я вытаскиваю из кармана Митчелла в пузатом пакете, скрепленном прищепкой, и протягиваю ему – Выпустите в банку, и пусть плавает. Очень успокаивает, очень развивает, особенно, если в доме дети.
Он кажется пытается что-то возразить, но я уже иду к машине.
Лея Любомирская
Сигизмунд
во-первых, его зовут Сигизмунд.
я убеждена, что все дело
