– Полный п…, – грустно сказал Кротов. – Я хотел узнать, вы никуда не ездили?
– Никуда, – равнодушно сказала я.
– Я потому спрашиваю, что если бы вы вдруг тайком все-таки проследили за нашим депутатом, то я не стал бы вас ругать. Потому что в фонтане оказалась кукла.
– Какая еще кукла? – тупо спросила я. – Красивая? Ты свихнулся?
– Фальшивая пачка денег! – рявкнул на меня Кротов. – Ваш депутат, похоже, свихнулся. Я велел ему захватить два одинаковых полиэтиленовых пакета как раз специально для такого случая. В один положить деньги, а во второй куклу. Но там, где он оставит настоящий пакет, он должен был вытереть пот со лба. И он вытер! Если вы были там, возле фонтана, то видели. Но там оказались вовсе не деньги, а кукла. А вот настоящие деньги он…
– Оставил в подворотне, – вырвалось у меня.
– Ага, значит, ты все-таки была там, – удовлетворенно сказал Кротов. – Это даже хорошо, я еду к вам.
Он прискакал и дотошно интересовался, не видели ли мы кого-нибудь знакомого возле той подворотни. Приехал он не один, а с депутатом, на которого без слез невозможно было смотреть. Петечка впал в ступор и не реагировал на внешние раздражители. Только после третьей рюмки водки, которую в него почти насильно влила Мариша, он начал посматривать по сторонам.
– Никого мы не видели, – мрачно бубнили мы тем временем. – Мы и за ним-то поехали только из приличия, чтобы возле фонтана слишком много народу не вертелось.
– Жаль, – процедил Кротов.
– Но все-таки объясните мне, – начала Мариша, – если Петечка оставил фальшивый сверток в фонтане и знал, что этот сверток фальшивый, то зачем он вытер пот со лба?
– Дело в том, что он не знал, что сверток фальшивый, он их перепутал, – пояснил Кротов. – Так он, во всяком случае, говорит.
– Но ведь мы преследовали цель – поймать преступника, – сказала я. – А если настоящие деньги, наскольку знал преступник, должны быть положены в подворотне, зачем тогда Петечка подал фальшивый знак у фонтана?
– Он говорит, что когда преступник велел ему перейти к соседнему автомату, который мы не поставили на прослушивание, у него в голове от страха помутилось, он уже ничего не соображал, – вздохнул Кротов, видя, что депутат продолжает пребывать в ступоре.
– Ясненько! – вздохнула следом и Мариша. – В общем, ничего ужасного для Петечки не произошло. Он потерял деньги, но зато его доброе имя осталось при нем. А шантажиста мы еще поймаем. Слышишь, Петь? Ты чего такой смурной сидишь?
– Не было там денег, – загробным голосом произнес Петечка. – Вообще не было. Я изготовил две куклы.
Минуту царила тишина, потом Мариша произнесла:
– Выходит, преступник получил фальшивку?
– Вот именно, – сказал Петечка и горько зарыдал.
– И он, конечно, теперь будет считать, что руки у него после такого наглого обмана развязаны? – добавил бестактный Вольдемар.
От его слов Петечка забился в конвульсиях. Мы отошли в сторонку, чтобы обсудить создавшееся положение.
– Шантажиста мы не поймали, на зато карьеру этого мокрого хлюпика погубили, – сказал Вольдемар. – Вот итог нашей работы. Завтра будут опубликованы его фотки, и все для него закончится. Жаль мне парня, хотя мы вроде бы в некотором смысле с ним и были соперниками, но мне его все равно жаль.
– А мне все время не дает покоя мысль, как это наш депутат умудрился перепутать места и навести нас на ложный след? – задумчиво и очень тихо, чтобы не услышал Петечка, сказал Кротов. – Не верю я, что он просто перепутал, не мог он забыть, где нужно было оставить настоящий пакет с деньгами. А из-за этой ошибки мы упустили преступника.
– То есть ты подозреваешь, что Петечка сам у себя выманивал деньги? – спросила я.
– Ну не сам, сообщник у него наверняка должен был быть, – сказал Кротов. – От пленки с записью голоса шантажиста, когда тот выдвигает свои требования, никуда не денешься. Кстати, ее у нас в лаборатории обработали, можем сейчас послушать.
Мы поставили кассету (на этот раз вполне нормального размера) в Маришин музыкальный центр и насладились чуть хрипловатым глухим мужским голосом.
– Что-то очень знакомое, – сказала Мариша. – Вы не находите?
Мы находили, но не до конца. Петечка по-прежнему сидел с полностью безучастным лицом, нам всем стало его снова жаль. А вдруг он и действительно так переволновался, что перепутал все на свете. Судя по его мокрым и дрожащим ручонкам, нервишки у него были ни к черту.
– Итак, у нас есть два пути, – начала Мариша. – Если пойдем первым, то нам придется считать Петечку виновным в убийстве Милы, а шантаж рассматривать лишь как средство депутата обелить себя. Мне лично это не очень по сердцу. Второй путь – иметь в виду, что убийца и шантажист един в двух лицах, но это не Петечка. И искать его нужно, соответственно, не здесь. А еще есть вероятность в несколько процентиков, что убийца и шантажист никак друг с другом не связаны. Например, убил Милу некто «а», Степу, соответственно, «б», а шантажом занимался третий тип – «х». Но этот путь самый трудоемкий, и убийцу Степы мы при таком раскладе можем вообще не найти, потому как никто ничего толком не видел, а друзей или врагов у него вообще не было. Если, конечно, не считать Аполлона.
– И что ты предлагаешь? – спросил Кротов, который забыл, кто тут милиция, и с надеждой смотрел в рот моей подруге.
