Я вижу, как он садится в свой красный автомобиль. Машину, которую мы никогда не делили, ведь у каждого из нас была своя.
— Финн собирался на концерт «Quid Pro Quo». Он спускался с горы, направляясь туда, когда я позвонила маме. Она как раз пересекла центральную линию на пути в гору. Мама спешила, потому что опаздывала, и столкнулась с ним лоб в лоб на повороте.
Я не могу вынести боли.
Она ослепляет меня, оглушает, превращая всё в рёв.
Я не могу слышать. Не могу видеть.
— Мама ехала слишком быстро, — безжизненным голосом продолжаю я, а мои воспоминания, словно фильм, разворачиваются в голове. — Она отвлеклась, потому что разговаривала со мной по телефону. Я убила маму и брата. Финна. Боже.
Моя голова падает на руки.
Эта боль сильнее, чем я ожидала, сильнее, чем я когда-либо думала, что смогу вынести. В голове проносятся вспышки образов Финна… когда мы были маленькими. Как резвились в океане. Как Финн звал меня, когда мы играли в прятки, как он звал меня, когда был напуган. И как той ночью, когда он заглянул в гостиную перед уходом… последний раз, когда я видела его живым.
Увидимся позже, Кэл. Ты уверена, что не хочешь пойти?
— Я не пошла с ним, — шепчу я, слова режут горло. — Он собирался идти с другом из его группы, а я не поехала с ним. Потому что хотела… я хотела… тебя.
Я знала Деэра ещё тогда.
Знала его много месяцев. Этого не может быть. Что происходит? Я сошла с ума? Неужели я лишилась рассудка?
Деэр крепко держит меня, давая мне выплакаться, отчаянно пытаясь оградить меня от боли.
Он не может.
Он больше не может оградить меня от боли.
— Я хотел остаться в похоронном доме, чтобы ты могла видеться со мной, чтобы мы могли побыть наедине.
Моё сердце бешено колотится, когда образ Деэра мелькает в воспоминаниях. Его улыбка, его лицо, его руки. Я смотрю на его руки, на серебряное кольцо.
— Это я подарила тебе это кольцо на День святого Валентина, — вспоминаю я.
Он кивает.
— Ты… я… мы были вместе некоторое время. Мы были… той ночью… я отпустила брата на концерт одного, потому что хотела побыть с тобой наедине.
Боже, я чудовище.
Боже, я сумасшедшая.
Я смотрю на него.
— Что со мной происходит?
Чувствую себя ошеломлённой, растерянной, потерянной.
Деэр сглатывает.
— Твой разум пытался защитить себя. Ты испытала огромную потерю. Чувствовала себя виноватой, когда на самом деле это было не так. Всё это оказалось слишком для тебя. На следующий день после их гибели ты проснулась и подумала, что Финн всё ещё жив; на самом деле были моменты, когда ты считала себя Финном. Врачи сказали, что тебе нужно выйти из этого состояния самостоятельно, что попытки вернуть тебя в реальность сделают только хуже.
— Значит, все согласились, — с ужасом осознаю я. — Я сумасшедшая. Я сошла с ума и даже не поняла этого.
Тёмные глаза Деэра встречаются с моими.
— Нет, ты не сумасшедшая, — твёрдо и решительно говорит он. — У тебя было психическое расстройство, потому что твоя реальность оказалась слишком невыносимой. Они назвали это ПТСР[23] и диссоциативной амнезией. Ты не сумасшедшая.
— Вот почему ты не мог быть со мной, — медленно осознаю я, складывая все кусочки воедино. — Потому что я сумасшедшая и не помнила тебя. Как же я могла забыть такой большой отрезок своей жизни? Не понимаю, почему ты остался со мной. Ведь я настолько чокнутая.
Я вновь плачу, или всё ещё, поскольку, может быть, я никогда не переставала, а Деэр крепко прижимает меня к своей груди.
— Я люблю тебя, Калла. Ты забыла меня, потому что чувствовала себя слишком виноватой. Потому что считала, что это твоя вина. И думала, что не заслуживаешь чего-то хорошего.
— Может быть, я и не заслуживаю, — горько плачу я, зажмуриваясь, но когда я это делаю, то вижу только лицо брата.
— Заслуживаешь, — твёрдо говорит Деэр. Я открываю глаза и смотрю на него. — Ты любишь меня, Калла. А я люблю тебя.
Я помню, когда он впервые сказал мне эти слова — несколько месяцев назад, но воспоминания смутные. Они неясные и далёкие, словно я пытаюсь выудить их из мутной воды.
— Я не могу вспомнить всего, — говорю я в отчаянии. — Мои воспоминания о тебе… их не так много.
Деэр кивает.
— Врачи сказали, они будут возвращаться в несколько этапов. Сначала я… пытался держаться подальше, но это было слишком трудно, да и ты не делала никаких успехов. Мы решили, что я повторно войду в твою жизнь как незнакомец, чтобы понаблюдать, пробудит ли это твою память.
Я чувствую себя такой глупой… такой сумасшедшей.
— Ты инсценировал нашу первую встречу? В больнице?
Деэр пристально смотрит на меня, его взгляд совершенно невозмутимый.
— Ага.
— Вот почему было такое чувство, будто я тебя знаю, — медленно осознаю я. — Вот почему ты показался мне знакомым, и почему меня тянуло к тебе с самого начала. — Дежавю, сны.
— Ты даже не представляешь, как это было тяжело, — говорит он мне. — Притворяться, что я тебя не знаю.
Я тяжело сглатываю, потому что могу только вообразить, и потому что всё это, вся эта сложная схема — моя вина. И тут мне приходит в голову нечто ужасное.
— Орехи пекан, — выдыхаю я, широко раскрыв глаза от ужаса. — Финн не скармливал их мне. Я накормила ими себя сама. Больница… я была там не для того, чтобы навестить Финна… я была там из-за себя. Они наблюдали за мной… чтобы узнать, не попытаюсь ли я снова навредить себе.
Деэр ничего не говорит, но его молчание говорит само за себя.
Я оглядываю комнату — пустую, пустую комнату.
— Мой брат умер. — Слова горчат на языке.
Деэр молчит, лишь крепче прижимает меня к себе.
— Ты всё это время знал. — Мои слова резкие.
Деэр смотрит на меня.
— Я не мог тебе рассказать. Врачи говорили, что ты должна сама вспомнить.
— Я такая глупая. — Слёзы текут по моим щекам, и я вытираю их, не обращая внимания на колотящееся сердце, потому что оно слишком сильно болит. — Я сошла с ума.
— Нет.
— Ты пытаешься убедить себя или меня? — с болью спрашиваю я.
— Тебя, — решительно отвечает он.
Я смотрю в окна: на дождь, на скалы. Ветер, дождь, глина… картинка размывается из-за моих слёз, и всё становится красным, потому что красный = опасность.
Моя потеря огромна.
Мой брат.
Боль.
Всё красное.
—
