Я не верю Земянскому и фотографиям, в которые он так усердно тыкал меня носом. На нескольких тысячах пикселях, умещающихся на экране диагональю 5,8 дюйма, можно изобразить многое. И вполне возможно, что во всём не найдётся и капли правды. Желаемое за действительное выдавать очень легко. А Земянский достиг в этом невероятных высот. Его упорству, мастерству и железной хватке можно только позавидовать. Похоже, он окончательно решил, что я буду жить у него в доме: привозят часть моего гардероба. А домработница раскладывает вещи по полкам. Я вышвыриваю всё барахло из комнаты, скидываю вниз со второго этажа. Дорогие вещи летят на паркет точно так же, как если бы не стоили ничего.
— Соберите и выкиньте это старьё, — распоряжается Земянский.
Мне становится интересно, способно ли хоть что-то поколебать глыбу этого ледяного спокойствия? Может быть, для этого понадобится поджечь дом и спалить его дотла?
— Нужно избавляться от старого, — кивает Земянский, поглядывая на меня с интересом. Неправильным. Таким, какой я ещё не замечала в его глазах. Становится жутко неспокойно от этого взгляда. Лучше бы и дальше смотрел, видя на месте меня табличку с надписью «удобное приобретение».
— Избавиться ещё бы и от тебя, Земянский.
— Давай ты не будешь называть меня по фамилии, идёт?
— Нет, давай не буду. Здесь нет никого, перед кем нужно изобразить счастливую невесту.
— Считаешь меня пустым местом? — усмехается мужчина.
— Нет, не пустым. Гораздо хуже, чем пустым местом. Лишним элементом в моей жизни.
Домработница по распоряжению Земянского собирает разбросанные вещи в огромный чёрный пакет для мусора. Я вижу, как в её руках появляется шарф, тот самый, что был на мне в вечер встречи с Ромой. Я спускаюсь по лестнице и выхватываю его из рук прислуги.
— А вот это нельзя трогать.
— Тебе не надоело сидеть взаперти?
Внезапно на талию ложится тяжёлая рука Земянского. Он прижимает меня к своему боку, приковывает, словно Прометея к скале. Я выворачиваюсь из его захвата, поднимаясь на несколько ступенек.
— Не трогай меня, Земянский.
— Михаил или Миша, может быть. Так сложно назвать несколько букв?
Земянский поднимается за мной по ступенькам. Паника начинает колотиться где-то в районе горла и сдавливает его ледяными пальцами. Я вбегаю в комнату и подпираю дверь стулом. Убеждаю себя в крепости этого хлипкого заслона, способного стать преградой. Земянский дёргает ручку и толкает дверь. Не выходит.
— Не дури, Снежана. Тебе никто не собирается причинять вреда. Открой дверь.
Я расхаживаю по комнате, обхватив себя за плечи, слушая уверения Земянского.
— Замолчи, пожалуйста. Репетируй свою речь перед избирателями в другом месте!
— Ещё раз спрашиваю. Тебе не надоело сидеть взаперти? Все комнаты проветриваются, но это не идёт ни в какое сравнение с пребыванием на свежем воздухе, не так ли?.. Кажется, тебе нравилось ходить в университет? Не желаешь посетить его?
Гад. Мерзкий торгаш. Я убираю стул в сторону и резким движением распахиваю дверь, натыкаясь на взгляд серых глаз Земянского.
— Торгуешься? Думаешь, можно купить всех?
— Уверен. Вопрос времени и цены.
Я смеюсь.
— А себя ты тоже рассматриваешь, как продажную шкуру?
Земянский облокачивается о дверной косяк и улыбается:
— Я уже давно не живу иллюзиями. И насчёт себя, в том числе. Иначе бы не совался в политику. Ну так что, хочешь развеяться или так и будешь сидеть в четырёх стенах и чахнуть?..
— Если это единственная возможность убраться из этого дома и не видеть твою гадкую физиономию…
— Не такая уж она и гадкая, — перебивает меня Земянский, добавляя, — Михаил. Всего шесть букв. В противовес девяти буквам, из которых состоит моя фамилия. Сократишь своё время.
— Хорошо. Михаил, — выплёвываю я, — хочу немедленно убраться отсюда.
— Вот видишь, ничего страшного не произошло. Земля не остановилась оттого, что ты назвала меня по имени. Поехали.
Михаил морщится, увидев, что я надела куртку-дутыш, угги, джинсы и свитер.
— Не нравится? — язвительно спрашиваю я.
— Конечно, не нравится. Совершенно не красит тебя, выглядишь взбесившимся подростком.
Я останавливаюсь возле машины, глядя, как он садится на заднее сиденье.
— В чём дело, Снежана? Перехотела ехать?..
— А разве тебе нечем заняться?
— Мне всегда есть чем заняться. Но сейчас я решил уделить больше времени конкретно этой стороне своей жизни. Садись.
Приходится сесть на заднее сиденье. Машина трогается с места, едет через весь город и останавливается возле торгового центра.
Я собиралась в университет.
— Поедешь. Но не в том, что на тебе надето. Ты моя невеста, а я не позволю позорить себя.
— Нет!
— Да. Или возвращаешься в дом. А диплом об окончании магистратуры у тебя и так в кармане, как написанная диссертация, защищённая на «отлично».
— Ты не можешь везде совать своё продажное рыло!
Земянский резко приближается ко мне, сжимая плечи:
— Прекрати истерику. И не стоит меня оскорблять. Ты моя будущая жена, нравится тебе это или нет. Веди себя прилично.
— Или что? — спрашиваю я, глядя в его лицо, находящееся очень близко от моего.
— Методы могут быть разными, Снежана.
Земянский ослабляет хватку и поправляет прядь моих волос, выбившихся из-под шапки.
— Ну так что, возвращаешься под домашний арест или будешь послушной девочкой?
— Ненавижу быть послушной девочкой. Только не для тебя.
— Даниленко, — обращается Земянский к водителю, — едем домой.
— Нет, — я беспомощно бью кулаком по кожаному сиденью, — не хочу ехать обратно к тебе в дом.
— К нам. Значит, пойдём, выберем тебе что-нибудь подходящее.
Чтобы ты сдох, внезапно зло думаю я. Чтобы ты поскользнулся на укатанном снегу и упал, раскроив себе голову об острый угол. Но вместо этого Земянский бережно подхватывает под локоть меня.
— Скользко, принцесса. Можешь упасть ненароком. Не стоит травмировать голову так часто.
— Не называй меня принцессой.
— Да? А как тебя называть? Банальным прозвищем зайка или котёнок?
— Кажется, у тебя есть кого называть ласковыми прозвищами. Вот
