Земянский издаёт какой-то странный смешок и придерживает дверь, пропуская меня внутрь торгового центра. И неожиданно бросает мне в спину:
— Если ты про Марину, то не вижу смысла поддерживать с ней близкие отношения. Деловые — да, близкие… Как-то не хочется. Интерес пропал…
Я могу пожелать только одного, чтобы его интерес не перекинулся на меня, поэтому говорю как можно спокойнее:
— Ничего страшного. На место Марины найдётся куча других женщин.
— А что, если я решу быть верным супругом?
Я разворачиваюсь, глядя на его спокойное лицо с лёгкой улыбкой:
— Спасибо, Михаил. Но я не оценю твоё стремление хранить верность. Я за свободные отношения. Проводи время с кем угодно.
— Именно этим я и занимаюсь, принцесса, — Земянский тянется к моему запястью, поднося руку к губам, и ведёт за собой. Такой самодовольный, что напоминает сытого кота, до блеска вылизавшего себе яйца.
— Сюда? — кивает он в сторону одного из бутиков.
— Мне всё равно.
— Давай не зли меня. Оденься, как подобает.
К нам уже спешат консультанты, улыбающиеся так, словно улыбку намертво прибили гвоздями к их лицам. Земянский подталкивает меня в спину, а сам вальяжно разваливается на диванчике.
— Развлекайся, принцесса. Я подожду тебя здесь.
Этот шопинг может войти в историю, как самый быстрый в истории: ровным голосом прошу подобрать комплекты на каждый день и примеряю только затем, чтобы проверить, подходит ли размер. А цвета и стиль меня не интересуют. Но продавцы, как назло, подбирают всё так, чтобы шло к лицу.
Поэтому Земянский счастливо улыбается, расплачиваясь на кассе.
— Всё? Я свободна? — интересуюсь тихим голосом.
— Ты забыла про шубку, Снежана. Я же сказал, что в этом барахле ходить не позволю.
Ещё и это. Земянский сам тыкает пальцем в серо-голубую шубу из норки.
— Тебе подходит. Похожа на снежную королеву.
И только после этого Земянский милостиво разрешает покинуть пределы торгового центра. Он распахивает дверь автомобиля и когда я сажусь, протягивает мне большой букет роз, взятых с переднего сиденья. Надо же, какой шустрый. Успел организовать ещё и букетик для своей ненаглядной невесты.
Машина трогается с места. В нос бросается удушливый, маслянистый аромат роз. Он окутывает облаком с ног до головы. Становится тяжело дышать, на висках выступают капельки пота и к горлу подкатывает тошнота. Я перекладываю букет подальше.
— Не нравятся розы?
— Здесь душно, от их тяжёлого запаха становится трудно дышать.
— Даниленко, выключите обогрев салона.
Земянский тянется через меня, нажимая на кнопку стеклоподъёмника. На мгновение он прижимается ко мне крепким телом и становится только хуже от запаха его парфюма с нотками восточных специй.
— Спасибо за заботу. Но с этим я и сама способна справиться.
Мне нетрудно. Можешь не благодарить.
Глава 38. Снежана
Жизнь, если это можно назвать так, встала на неправильные рельсы. Ведущие в никуда. В обрыв. В пустоту. За туманом, стелящимся впереди, не видно ничего. Но знаю, что как только клубы тумана расступятся, увижу лишь пропасть. Но тормозить уже будет поздно. И,откровенно говоря, нечем. Домашний арест продолжался. Для того чтобы из меня выветрилась дурь, как сказал мне папа. Дурь, блажь и непокорность. Раньше её выколачивали, а сейчас вытравливают по капле. Земянский выглядит невероятно довольным, суетится и постоянно о чём-то договаривается. Он напоминает мне сытого кота, жрущего сливки на завтрак, на обед и на ужин.
О Роме мне до сих пор ничего не известно. Когда набираю его номер, слышу только равнодушные гудки. Отмеренные две недели, о которых говорил Земянский, уже прошли. Я дожидаюсь его вечером в просторном холле, сидя на ступеньках. Земянский улыбается:
— Начинаешь привыкать? Встречаешь своего будущего супруга? Правильно, входи в роль хозяйки дома.
— В роль. Хорошо сказано. Всё вокруг — сплошная бутафория.
Земянский смеётся.
— Нет, напротив, только натуральное дерево и никаких дешёвых заменителей…
— Я хочу знать, что с Ромой.
— Я же показывал тебе, Снежана…
— И что? Это было давно. Кончились сфабрикованные фоточки? Больше нечего мне показать?
Земянский недовольно поджимает губу:
— Как раз наоборот… Сейчас я решаю один из вопросов, связанных непосредственно с Бесовым.
Моё сердце пропустило удар.
— Какой же?
— Думаю, куда бы его пристроить. Так, чтобы под ногами не путался, но в то же время был на виду.
— Рома здесь?
— Конечно. Уже несколько дней. Жив здоров, загоревший и отдохнувший. Если ты об этом. Может быть, даже пересечётесь как-нибудь. Нет, скорее всего, обязательно пересечётесь.
Земянский, сделав паузу, добавляет внушительным голосом:
— Советую тебе не устраивать сцен. Или из этого дома ты будешь выбираться только со мной. Под ручку. Не отходя ни на шаг.
— А что изменится? Я сейчас и без того почти не выхожу из этой тюрьмы.
— Это твоё решение, принцесса. Можешь и выходить, но не одна.
— С прицепом в виде охраны?..
— В сопровождении охраны, — поправляет меня Земянский, — ладно. Передумаешь — дай знать. И через две недели будет открытие спортивного комплекса.
— Того, что восстанавливали?
— Именно, принцесса. Сама понимаешь, мы будем присутствовать на открытии. А потом отметим это событие в ресторане…
— Без меня никак не обойдётся?
Земянский сжал запястье своей клешнёй, усиливая нажим с каждым словом:
— Никак. Это не обсуждается. Наденешь самое красивое платье, вывесишь самую красивую улыбку и вперёд, без фокусов и капризов. Всё понятно?..
Понятнее некуда. Мог бы сразу выписать больничный лист с пометкой: сотрясение головного мозга в результате несчастного случая. Родители, вообще, знают, с кем они заключили сделку? Спокойствие Земянского в сотни раз хуже открытого бешенства. Поэтому в назначенный день всё проходит чётко и по плану: ленточка, репортёры местного телевидения, показательный концерт в честь открытия и шикарный банкет.
На банкете меня усаживают рядом с родителями. Краем уха слушаю их разговоры. Отец что-то рассказывает
