Никто из них не участвовал ни в каких потасовках, не отрабатывал приемы самообороны (Трошин два раза в неделю ходил на плавание в пятый корпус, Золотов давно забросил любую физкультура, а Лукин предпочитал киберспорт), поэтому при всей кажущейся простоте, особенно, если судить по фильмам, они понимали, что обездвижить вооруженного обученного человека даже втроем будет делом крайне непростым и очень опасным.
Лукин нажал на ручку и приоткрыл дверь. В маленькую щелку он увидел огромного, гораздо больше, чем тот казался в камере видеонаблюдения, охранника.
Тот стоял возле окна, качая головой, словно в его ушах играл какой-нибудь Марк Нопфлер с его «Money for nothing». Вероятно, если бы так и было на самом деле, уложить этого парня не составило труда, однако никаких наушников в его ломаных борцовских ушах не наблюдалось.
Только бы не заскрипела, только бы не заскрипела, повторял про себя Трошин, глядя как Илья открывает дверь левой рукой. В правой, наизготовку он держал шокер. Пот градом катил по спине директора, сердце стучал так, словно он готовился стартовать гонку с голодными львами.
Золотов напряженно дышал, Трошин же, на удивление самому себе казался спокойным. Вероятно, сказывалась работа военным врачом в Афгане — там он повидал много страшных вещей, от которых до сих пор вскакивал по ночам с немым воплем. Тем не менее, это было давно, а противник стоял перед ними сейчас.
Обычно в институте не случалось эксцессов, требующих усмирения пациентов. За всю историю испытания вакцин такое случалось от силы раза три-четыре, разумеется, этим занималась служба безопасности.
Лукин иногда сталкивался с неконтролируемой агрессией испытуемых, но он привык решать проблемы методом убеждения и лишь раз зарядил оплеуху одной даме, когда та в процедурной начала вдруг снимать с себя одежду и недвусмысленно склонять его к сексу.
Он так и написал в журнале наблюдений: «Пациентка 24. На двенадцатый день резкий рост либидо, утрата контроля. Проверить A4S1 на возможные побочные реакции со стороны половой системы».
Иногда подобные казусы приводили к открытиям мирового масштаба, как в случае с силденафилом или «Виагрой», который совершенно случайно проявил свои побочные свойства при лечении стенокардии.
Толпа выходила из здания, и охранник наблюдал за людьми через окно третьего этажа. Лукин открыл дверь полностью, сделал шаг по направлению к столу — он сдерживал дыхание и хотел, как можно ближе подойти к охраннику, чтобы в последнее мгновение одним рывком всадить шокер в шею.
Он сделал еще один шаг, на цыпочках, когда старый дубовый паркет под его ступней предательски скрипнул. Негромко, можно сказать, вообще неслышно, но этого хватило. Громила повел ухом и, хотя он не отрывал взгляда от происходящего за окном, услышал, почувствовал, как за его спиной что-то происходит.
Медлить больше было нельзя.
Резким движением Лукин оттолкнулся от пола и прыгнул. На лету он заметил, как охранник медленно поворачивается и на его лице вместо безмятежного скучающего выражения появляется удивление, которое, впрочем, быстро сменяется испугом. Сначала он даже не понимает, что происходит, откуда взялись эти трое людей с перекошенными потными лицами. Уходя, Гаврилов сказал: «сторожи их». И все. Он не сказал, как сторожить и что делать в случае проблем. Предполагалось, что проблем не будет. И бугай почему-то был уверен, что кабинет заперт. Он не слышал звуков изнутри и в конце концов расслабился. А зря.
Его мозг рефлекторно отдал приказ рукам — оружие, но время было потеряно — в боевой ситуации он бы никогда не позволил себе такого, на войне все четко, каждый патрон, пистолет, нож, граната — на своих местах, нужно лишь одно мгновение, чтобы достать оружие и привести его к бою. Он слишком долго соображал, стрелять или бить, приказа не было, и он замешкался.
Нога Лукина проскользнула. Туфли по паркету буксовали и прыжок получился смазанным. Охранник успел выставить руку и мощный боковой удар в плечо потряс Лукина — если бы удар пришелся в голову, скорее всего, Лукин бы отправился вслед за Верой Ильиничной.
Падая, Лукин зацепился за стол, почувствовал острую боль в бедре — в его вытянутой руке искрил шокер. Превозмогая боль, он ринулся вперед, сметая со стола бумаги. Врезался чуть ниже поднятой руки охранника, и они повалились вместе на пол — шокер погрузился во что-то мягкое, потом голова Лукина ударилась о стену и в ушах разлился глухой тяжелый гул.
Дальнейшее он смутно воспринимал — тела, месиво, удары, удары, удары, сдавленный стон. Тяжесть, окружавшая его, вдруг исчезла и когда он открыл глаза, то увидел перед собой огромную человеческую тушу, распластавшуюся на полу. Из открытого глаза торчал шприц, вошедший туда по самый упор для пальцев. Второй шприц торчал из бедра.
Возле стола стоял взлохмаченный Трошин, а Золотов, присев на стул, потирал ладони.
Охранник уставился в потолок, из его рта пузырилась пена, но грудь уже не поднималась. Он не дышал.
— Готов, — бросил Трошин, будто вспомнив былое. — Здоровый, гад!
— Еще немного и он бы нас раскидал, — Золотов, словно не веря, что им это удалось, озирался по сторонам. — Ты успел его достать, — он кивнул Лукину на лежащий под столом шокер. — Но тебя он приложил капитально. — Протянув руку Лукину, Золотов помог тому подняться.
— Неплохо, — заметил Трошин шишку на голове зав лаборатории. — Тошноты нет? Шум в ушах? Он впечатал тебя в стену головой.
Лукин прикоснулся к шишке, поморщился:
— Нет, все нормально. Немного кружится, но это пройдет. Зато ему меньше повезло. Мертв?
Трошин пожал плечами.
— Сейчас это не так важно, даже если очухается, то не скоро. Нужно его убрать отсюда и как можно быстрее, если кто-то вдруг услышал звуки потасовки. Потом… потом нужно понять, что тут вообще творится.
— Раздобыть телефон, — сказал Золотов.
Они посмотрели друг на друга. Помятые, в пятнах пыли, но живые.
— У меня есть рабочий мобильник, но он в кабинете лаборатории, — сказал Лукин.
— У меня только тот, что отдал, — Золотов пожал плечами. — Кстати… может быть у Веры Ильиничны?
