— Да, — сказал я и продолжил, чувствуя в груди странный подъем. — Мне просто хотелось бы, чтобы их оценил человек, который сам пишет.
— Ну, я не знаю…, - растерянно произнесла Нина.
— Нина, я не требую развернутого анализа, — сказал я, а в глубине росло удивление над самим собой.
Что-то странное происходило, я переставал контролировать процесс! Но самая хохма, что мне это нравилось!
— Я не Пушкин, вы не Белинский. Мне важно исключительно ваше мнение, — хорошо сказал, самому понравилось. — И даже не мнение, а скорее впечатление.
* * *Восьмой час вечера. Уже смеркалось, осень все же. Но было относительно тепло, холодный ветер, дувший весь день, утих. Казалось не осень на дворе, а наоборот, начало весны.
— Вы знаете Женя, — говорила Нина. — В ваших стихах есть чувство. Но они…
Она запнулась, подыскивая видимо необидное слово.
— Сыроваты? — подсказал я.
— Да, наверно. Слишком правильны, — кивнула девушка и торопливо добавила. — Только это мое личное мнение.
Мы помолчали.
— Одно мне очень понравилось, — сказала она, наконец.
Я вопросительно изогнул бровь.
— Оно короткое. О девушке. Видимо она вам сильно нравилась.
Это то, которое об Аньке написал что-ли? Никогда бы не подумал.
— Оно передает главное ощущение, чувство. По нему можно представить всю картину, — продолжала Нина.
— Да? — задумчиво спросил я.
— Вы знаете, писать стихи для меня, как рисовать картины. Если не нарисовать главных линий, то все остальное не удается. Ведь задает настроение именно та, самая сильная эмоция. Остальное только фон, который ее усиливает.
Нина всерьез увлеклась объяснением. Видимо, много об этом думала. Ну, так и я не против, совсем не против.
— Вот Мона Лиза. Я считаю, что главное на всей картине, эта ее легкая полуулыбка.
Я с некоторым удивлением смотрел на девушку, которая еще минуту назад, производила впечатление этакой тихони. Волосы разлетелись под порывом ветра, что тянул от водной глади (мы гуляли в парке, перед УрГАПСом, возле реки), в глазах зажегся какой-то неистовый блеск. Одновременно с мечтательным выражением на лице, это давало невиданный мной ранее эффект!
— Все остальное, даже ее лицо, — продолжала Нина. — Это лишь фон. А смотришь на ее улыбку и думаешь, что хотел сказать Мастер этим? Свое отношение к тому, кто заказал портрет? А может это адресовано нам, простым обывателям?
На несколько минут воцарилась тишина. Нина отходила от своей речи, а я… А я любовался ею.
— Ну а теперь вы, — сказала она. — Что вы думаете о моих трудах?
Когда я принес ей свои стихи, она поставила мне условие, что я, в свою очередь, прочту ее творения.
Я вздохнул, собираясь с мыслями. Что сказать? Моя писанина, рядом с ее творчеством не валяется. У нее были разные стихи. Добрые, нежные, обличающие, гневные, грустные, лирические. Я прочел их одним махом, а когда оторвался, на часах было три ночи, глаза слезились от чтения, а я чувствовал себя так, будто только что видел кучу фильмов. Образы перемешались в голове, потому как я, никак не мог остановиться. Еще и еще, новые чувства, новые эмоции, картины. Я был, словно измученный жаждой путник, дорвавшийся наконец, до воды…
— Признаться, — начал я. — Можно я скажу, как думаю?
— Конечно, — подбодрила меня девушка.
— Просто может получиться несколько сумбурно, — вздохнул я. — Мне не хочется говорить стандартные слова. Но когда я читал, то у меня в голове возникали четкие красочные картинки.
— Мне приятно, что вам понравилось, — улыбнулась Нина. — А какое больше?
Я бросил быстрый взгляд на нее.
— Я пожалуй его вам прочитаю. Я его запомнил, — сказал я собираясь с мыслями.
— Вот как? Это вдвойне приятно, всегда хотела услышать, как звучат мои стихи, со стороны, — на лице девушки и в самом деле проявилась радость и нетерпеливое ожидание.
Я глубоко вдохнул. Ну, злость, просыпайся, ты мне сейчас понадобишься. Нельзя эти строки просто читать. Их надобно рубить, забив на окружающих. В груди поднялась знакомая волна, полыхнула пламенем в груди, по телу пробежали мурашки. В глазах девушки стоящей напротив, появилось весьма удивленное выражение, но мне уже было все равно, я рубанул рукой воздух и загремел:
Тихо! Мне ясен ваш бог! Злата. Рубиновый блеск. Ночь! Время волков! Страсть! Алчная лесть! Пир! На белых костях! Плоти! Бездушный порок! Рев! Под каждый замах! Они! Пошли поперек! Страх! Безумие снов! Грань! Ожиданье суда! Фальшь! Запоздалой мольбы! Путь! Закончен…. Врата! Неба… Синяя высь… Выбор… Руны огнем… Сила… Вечной души… Урок… Для того и живем…Вот это бахнул… Блин, даже сам не думал, что это так сильно звучать будет. Несколько прохожих с удивлением посматривали в мою сторону.
Нина стояла, слегка побледнев. Блин, не переборщил ли я?
— Не ожидала, — сказала она, наконец. — Будто и не я писала это, а вы. Не думала, что это так выглядит.
Я помолчал, еще отходя от этого моего буйства.
— Не надо больше стихов сегодня, — сказала девушка…
* * *— Как вы находите темы для стихов? — спросил я Нину.
Сегодня мы прогуливались по берегу Верх-Исетского пруда. Не сказать, что здесь была аллея, но тропинка имелась. Было впечатление, что мы загородом, хотя, вон он город, недалеко. Но здесь не было праздно шатающихся и мы могли говорить, не опасаясь и не снижая голоса.
— По разному. Главное же, не как и где берешь, а что, — ответила девушка.
Да, мы до сих пор на «вы». Меня почему-то, это прикалывало. Не хотелось переводить наши отношения, в рамки простой интрижки. Такое обращение друг к другу, темы для бесед, тихие уединенные места. Когда я встречал девушку, то странная тихая радость пела в сердце. Мне с ней реально хорошо становилось.
— Вот например, одно, — продолжал я.
— … А за спиною рев и плач!
И крики в спину, «Ты палач!»
И гонит ветер едкий дым.
По узким улицам чужим…
— Вы первый
