Шалаш Мониган в отдалении лежал в руинах. По прямоугольнику пожелтелой травы были разбросаны клочья ковра. Сушилка для белья и два шезлонга, на которых держался ковер, были разломаны на куски, и на местах свежих разломов показалась желтая древесина. Наверняка дело рук Шарт – кого ж еще.
Призрака охватил леденящий ужас. Сестры все поняли, но еще не видели, на какие злодеяния способна Мониган. Она сказала им, что все это сделала Мониган, а они в ответ осквернили святилище Мониган. Теперь Мониган разгневается.
Она повисла над клочьями мокрого ковра, вслушалась, вчувствовалась – она сама не знала, как это назвать, – и ждала Мониган и гнева Мониган. И ничего не произошло. В саду тихо. Мониган здесь нет. Где же?..
Конечно, Мониган здесь нет. Старая плесневелая кукла, которая уже больше года изображала Мониган, исчезла. Среди клочьев ковра и обломков дерева ее нет и следа – ее вообще нет в саду. Что они с ней сделали, с этой куклой? Куда увели Мониган?
Призрак ринулся в дом выяснять. Никого. В кухне мухи вились над тремя тарелками, наскоро выскобленными, с остатками еды. Задняя дверь стояла распахнутой. Из всего этого следовало, что они выбегали в спешке, но призраку захотелось все проверить. В гостиную. Никого. На полу по-прежнему валялись кукурузные хлопья. Поверху громоздились свергнутые со стеллажа книги, бумаги и карта Северного Гемпшира. Портрет Фенеллы уставился на призрак с кресла, в тусклом косом луче солнца плясали пылинки.
– Шарт! Имоджин! Фенелла! – закричала призрачная сестра беззвучно и безрезультатно. Ответом ей было лишь жужжание мух.
Она метнулась к лестнице, и тут что-то зашевелилось. Бурый ковер, сваленный грудой на полу, поднял большую косматую морду и со стоном встал на ноги. Оливер стоял и смотрел на нее, слегка помахивая хвостом. И скулил – еле слышно, беспокойно, выдыхая через огромный нос.
Она знала этот скулеж. Оливер так грустил. Он хотел сказать, что все ушли, а его бросили. Она слышала его частенько, когда возвращалась из школы и вела себя тихо, а Оливер думал, что он один.
– Ой, бедный Оливер! – сказала она.
Оливер слегка насторожил уши, скулеж сошел на нет. Он ее слышал. Он единственный слышал ее. Но вот послушается ли он ее команды?
– Хороший песик, Оливер, – сказала она. – Иди сюда. Ушли – так давай их поищем. Ну, искать, малыш!
Она бросилась из комнаты за открытую заднюю дверь и замерла там.
К ее великому облегчению, Оливер потащился следом. Остановился на пороге рядом с ней и опустил голову, смирный, будто шахтерский пони, и такой же большой, – ждал, куда она теперь направится.
– Ищи Шарт, – сказала она. – Ищи их, малыш. Вперед.
Оливер не пошелохнулся. Она в отчаянии вспомнила, как Шарт всегда говорила, что он тупой как пробка и начисто лишен нюха.
– Ну как хочешь, а я пошла! – сказала она и помчалась обратно в яблоневый сад.
Оливер снова грустно заскулил. Он не любил дальние прогулки и всегда сопротивлялся до последнего, если его пытались вывести, но оставаться один на каникулах не любил еще сильнее. И теперь он понимал, что от него за яблони улетучивается последняя надежда на человеческое общество – пусть и очень странное, но какое уж есть. Оливер испустил тяжкий вздох и решил предпринять моцион. Протопал к сараю в углу сада. С надеждой сунул тяжелую морду в открытую дверь. И снова вздохнул. Там было пусто – только ржавели останки древнего трехколесного велосипеда.
Значит, они взяли все велосипеды и куда-то поехали, как и говорила Фенелла. Как видно, эта идея все-таки принадлежала не призраку, а кому-то другому. Но куда они поехали? Слова «Сонный Пейзаж» были для нее пустым звуком, а вот Изнанку Потустороннего она смутно помнила.
– Пойдем, Оливер, – сказала она и помчалась дальше.
Пес потянулся за ней, но на его морде расплывчато читались возражения. Вместе они свернули за Школу, потом за дальний угол и очутились у длинного навеса, где держали велосипеды мальчиков. Оливер прилежно протопал вдоль ряда велосипедов, пока не дошел до ярко-красного в самом конце. Там он лаконично задрал лапу и оросил красное заднее колесо. И сел на землю. Он достаточно потрудился.
Она запорхала над ним, едва не визжа:
– Да, я знаю, что мальчики тоже поехали. КУДА? Оливер, пожалуйста, покажи мне!
Ее одурачили. В этом не было сомнений. Мониган задержала ее болтовней с Фенеллой, чтобы она опоздала вернуться и не успела всех перехватить. А значит, ей обязательно нужно их найти.
– Оливер! Прошу тебя!
Оливер решил, что покоя ему все равно не будет. От него отстанут, только если он двинется дальше. Поэтому он неохотно поднялся и затопал прочь. На этот раз он направился по тропинке вокруг огорода и по школьной подъездной аллейке к большим железным воротам. Снаружи проходила дорога. Оливер посмотрел на нее с отвращением – ему было больно ходить по жесткому – и снова остановился.
– В какую сторону, Оливер?
Вправо дорога вела в Чиппинг-Милтон, куда девочки ходили в школу. От нее в обе стороны разбегались проселки, уводившие в сотню дальних мест. Если все уехали туда, без помощи Оливера ей никак не обойтись. Налево была ферма Одри, а за ней – низины.
– Покажи, Оливер!
Со стоном, исполненным долготерпения, Оливер прошаркал на дорогу и повернулся налево.
– Ты уверен, Оливер?
Она не сомневалась, что он ошибается.
Чтобы подтвердить, что он уверен, Оливер припустил своей особой походкой – Имоджин звала ее верблюжьей – таковы были его представления о беге. Он по очереди выбрасывал передние лапы вперед и в сторону, вперед и в сторону и покачивался всей тушей. Поднялся на холм – призрак летел вровень с ним – и очутился у входа во двор фермы Одри. Там Оливер замедлил ход и двинулся прогулочным шагом. На этот раз он и в самом деле забрел далеко и больше гулять не собирался. Где-то за амбаром залаяла овчарка: она его почуяла. Кроме овчарки, во дворе, похоже, не было ни души. В сером свете он казался пустым, вымершим, заброшенным, будто прислоненная в углу ржавая борона.
– Нет, не может такого быть, Оливер! Здесь никого нет!
Невидимая овчарка услышала ее и отчаянно затявкала.
На шум из стойла, где жил пони Одри, вышла женщина. Моложавая, смуглая, красивая и совершенно незнакомая – впрочем, она и должна быть незнакомой, если я Имоджин, подумалось призраку, – но было понятно, что это мама Одри. Женщина увидела Оливера, ссутулившегося у ворот. Оливера она знала. Его
