— Здесь что–то совсем не так, Дьякон, — обратился Сантино к своему оппоненту. Из его голоса исчезли насмешливые нотки. — Сейчас не время ныть.
Расценив молчание Чингиза как повиновение, Лемарш снова обернулся к Соланис:
— Почему пропало освещение?
До вечера оставалось еще несколько часов, но здание уже погрузилось в сумрак.
— Отказ энергопитания, — холодно произнесла госпитальер. — Нашего технопровидца отправили в подвал умасливать дух генераториума.
«Он не вернется, — решил комиссар. — Отключение произошло не случайно».
Его мыслям опять сопутствовала спокойная ясность, так надолго его покидавшая. Ичукву буквально ожил, предвкушая схватку. Он заметил, что бойцы испытывают то же самое облегчение: после месяцев безделья и неопределенного беспокойства они вновь стали солдатами. Этого не скрывали даже просторные белые пижамы и сандалии. Семнадцать пациентов уже стояли на ногах, а еще пять могли хотя бы ползти и метко стрелять. Да, немного, но ведь абордажники — не обычные гвардейцы.
— Матерь Соланис, вы сопроводите меня в оружейную, — велел Лемарш. — Отделение «красных», за мной! «Синим» взять палату под охрану. «Зеленым» патрулировать соседние коридоры, но особо не высовываться.
Комиссар уже давно распределил ходячих больных по новым боевым звеньям. Чутье подсказало ему, что однажды это пригодится.
— Лейтенант Райсс, здесь командуете вы, — продолжил он. — Номек, твое оружие!
Седой разведчик с волчьей ухмылкой передал Ичукву болт–пистолет, явно радуясь, что его проступок оказался полезным. Лемарш, в свою очередь, вручил Райссу лазпистолет и восстановил тем самым надлежащий порядок вещей.
— Мы правильно делаем, сэр? — прошептал офицер, взяв оружие.
— Иначе нельзя, лейтенант. И еще одно: если сержант–абордажник вернется… будьте начеку.
— Не понимаю, сэр.
«Я тоже», — признал про себя Ичукву, вспомнив голос, что скрежетал в вокс–канале.
— Возможно, лейтенант, он сильно изменился.
— Я отрекаюсь от тебя, брат, — произнес Дозорный.
Сильнее сдавив голову Горящего Мученика, он заставил существо опуститься на колени. Между пальцев Дозорного валил дым — пламенный нимб другого аватара опалил их до костей. Завывая от ярости, Мученик пробовал вырваться: он осыпал грудь врага ударами пылающих кулаков и плевался сгустками огня.
Хотя Дозорный понимал, что другое Воплощение по крайней мере отчасти пробудилось — ведь его способности вышли за грани возможностей их общей создательницы, — это лишь окончательно решило судьбу Мученика. Его душа уже слишком далеко ушла по Пути Черепов, чтобы сменить направление.
Правда, такого исхода можно было избежать. Каждое Воплощение имело шанс вознестись по любому из Изначальных Путей или вообще уклониться от них, хотя некоторые сущности тянулись к определенным дорогам. Горящего Мученика обычно влекли неудержимые разрушения, тогда как Кровоточащий Ангел склонялась к наслаждениям, рожденным болью. Так или иначе, Дозорный осознал, что Мученик потерян для него, как только открыл камеру, ибо пламенеющий аватар бросился на своего освободителя, будто дикий зверь. Он оказался сильным — гораздо крепче, чем другие Воплощения, которых выпустил и спас Дозорный, — но все же слишком слабым, чтобы защитить себя.
Череп стоящей на коленях жертвы лопнул с взрывным треском, однако палач продолжал давить, пока аватар не перестал биться в конвульсиях.
— Мир тебе, брат, — причастил его Слепой Дозорный.
Свирепым рывком он сорвал голову Мученика с плеч. Из шеи мертвого Воплощения хлынул фонтан серного пара, обваривший грудь его убийцы. Впрочем, ожог не повлек за собой никаких последствий — вокруг обугленных костяшек пальцев триумфатора уже возникала новая бледная плоть, которую сплетали кишащие в его крови личинки. Скоро он вновь станет цельным.
Уронив дымящийся череп врага, Дозорный обернулся к трем созданиям за своей спиной. Они безмолвно ждали, пока великан исполнял приговор их строптивому родичу. Никто из этих аватаров не помогал и не мешал ему, хотя ранее все трое приняли благословение Дозорного и вступили на Путь Мух. Такое бездействие от них и требовалось, поскольку он занял место Высшего Воплощения и обрел право на Отлучение.
— Исполнено, — объявил Дозорный.
— А что с последним? — спросила Кровоточащий Ангел. Ее сладостный голос не исказился, когда она покорилась распаду, однако лицо аватара пересекли черные жилки заразы и испещрили пятна гангрены. Коротко стриженную голову Воплощения окружил шипастый нимб из мух–потрошителей, а вместо кистей из ее изящных запястий вытянулись пучки щупалец с шипами на кончиках, волочившиеся по полу.
— Хватит и нас, — ответил Дозорный.
— Но Отлучение не завершено, — возразила она.
— Завершено. Разве что ты тоже ищешь моей кары, сестра?
— Отнюдь нет, — признала Кровоточащий Ангел с бритвенно–острой улыбкой.
По какому бы пути ни возносилось это Воплощение, оно неизменно оказывалось высокомерным — но не глупым. Если не считать Кающегося Рыцаря, что стоял справа от Ангела, она была слабейшей из нынешних аватаров: ее апофеоз едва успел начаться, когда Дозорный пробудил ее. Из всех троих только Немой Свидетель полностью проснулся до того, как получить благословение Мух.
Свидетель, как и всегда, стала наиболее изящным из Воплощений. Внешне не затронутая божественными язвами разложения, она приняла облик стройной женщины в простом белом платье, навечно скрестившей руки на груди. Длинными пальцами аватар касалась плеч. Полное отсутствие волос на голове подчеркивало элегантность ее черт и безупречность кожи, белой как слоновая кость. Сущность изучала Дозорного сильно скошенными большими глазами. Их скорбный взор превосходил красноречием любые слова, поэтому она не имела рта, чтобы не тратить на них время. Между ее носом и подбородком находился плоский участок плоти, помеченный круглым символом Непорочности.
Дозорный не сумел определить, по какому пути ступала Свидетель, когда он освободил ее, однако Воплощение без возражений подчинилось его власти. Оно оказалось самым могущественным в свите Высшего — за исключением Умельца, которому достался особенный носитель.
— Вперед, в город невежественных, — распорядился Дозорный. — Шагайте по их серым безликим улочкам, разбрасывайте семена их погибели. Разносите благословение червей везде и всюду, творите его глубоким и связующим, дабы там, где прошли мы, неверующие увидели ядовитый свет и переродились.
Свидетель заскользила вперед, словно призрак, не меняя позу. Миг спустя она исчезла — просочилась в одну из невидимых трещин в помещении. Облаченный в доспехи Рыцарь последовал за ней и шагнул в ничто.
Весь архипелаг испещряли тонкие линии разломов бытия, но особенно часто они встречались в местах, отмеченных случаями безмерного насилия или безупречного страдания. Возвышенные Воплощения уже не принадлежали только материальному миру, и такие трещины служили им дверями на метафизический подуровень Кольца,
