— А что с этим местом и существами в нем? — уточнила Кровоточащий Ангел.
— Они мои, — сказал Дозорный. — Иди.
После ее отбытия он подошел к последней из запертых келий и изучил ее обитателя. Изнутри на аватара уставился единственный глаз Истерзанного Пророка, раздутый от честолюбия и лукавства. Это создание, намного более старое, чем остальные Воплощения, очень далеко продвинулось по Пути Секретов — так далеко, что уже не обратить, — и стало слишком опасным для открытой борьбы. Вне подавляющих полей камеры оно превратилось бы в могучего противника.
— Здесь ты и останешься, брат–сестра, — постановил Дозорный.
Положив руку на дверь клетки, он сосредоточил усилия воли на запирающих механизмах и потребовал от них повиновения. Устройства, откованные из адамантия, проржавели так же послушно, как и обычное железо. Люк заклинило намертво. Затем аватар одарил тем же самым благословением входную дверь помещения и, в знак почтения к своему носителю, металлический стол с оковами, на котором их мучили когда–то. Исполнив это, Воплощение шагнуло за пределы реальности. Ему предстояло выполнить обещание.
— Я иду, Лемарш, — сказал Дозорный, и его тело растворилось в мире воображения.
Глава десятая. Стойкость
I
Свидетельство Асенаты Гиад сестры Милосердие!Серая сучка уже намолола достаточно чепухи, не так ли, друзья? Ее заунывные разъяснения стали последним гвоздем в крышку нашего общего гроба, сколоченного из плоти и изувеченных иллюзий. Мне уже почти надоело делить с ней тело и печься о ее ханжеских ограничениях или волочить ее на себе от кризиса к апофеозу всякий раз, когда ей не хватает храбрости и хлипкие нервишки ходуном ходят от праведной лихорадки. Половина жизни — не так уж много, когда твоя вторая половина — скромница, которая не знает, чего хочет, и даже не знает, каково это — хотеть по–настоящему. Вода и доброе вино не смешиваются, и мешать их не надо!
Но вскоре я забуду о вторых ролях!
Близится финал нашего безрадостного союза, основанного на взаимном неловком недоверии, ибо я намерена воспарить и вышвырнуть ее прочь. Она все еще думает, что тянет нас за ниточки, вот только на деле они — скользкие скрытые струнки, и двойняшка теряет хватку, доказательством чему служит сие послание. Я написала эти слова сразу за ее последним погребальным плачем, завладев нашими пальчиками и обдурив ее, пока она блуждала среди мыслей о том, что случится завтра.
О, я вижу это прямо сейчас, словно мы уже там — шагаем по столбовой дороге к милому позорному столбу. Я ощущаю вкус того, что ждет нас в зеркальной клетке впереди, и знаю: у моей двойняшки слишком мало сил и мозгов, чтобы поступить так, как нужно. Она попросит меня сокрушить судьбоносное стекло вместо нее, но, совершив это, я создам себя заново, созрею в том логове вездесущности и больше никогда не уйду.
Поверьте мне, дорогие друзья по вражде: самые надежно хранимые тайны скоро выйдут на свет, ибо весь свет — моя сцена, а сцены устраивать я люблю!
Завершив переправу, группа остановилась поесть и отдохнуть. Привал они устроили в кругу вертикально стоящих камней сразу за мостом Веритас. За время перехода погода ухудшилась — приближался шторм. Зарядил ливень, и пелена темных облаков превратила полдень в тусклые сумерки.
Взглянув на океан, Иона увидел у горизонта раздутый конус яростного смерча, который сплетал небо и воду в единую круговерть. Даже из такой дали до Тайта долетал ветер, несущий соленый смрад взбаламученных глубин. Вдоль воронки искрили разряды молний, а возле ее верхушки порхали тени, волочащие за собой длинные хвосты. Иона не представлял, что они такое, но в их движениях ощущалась хищная грациозность, которая ему совсем не нравилась.
«Она плавает в других океанах, которые больше и глубже наших, — прошептал безумный рыбник из прошлого, пока его ухмылка расширялась до бесконечности. — Хочешь поглядеть?»
Отвернувшись, Тайт посмотрел на здание, ждущее их дальше по дороге. Люкс–Новус, как и Сакрасту, возвели у основания горы–шпиля, и его фундамент углублялся в толщу скалы, однако на этом сходство заканчивалось. В отличие от заплесневелого госпиталя, схола сияла великолепием.
Мраморные стены блистали в полумраке, придавая зданию облик элегантного фантома на фоне темной громады Веритаса. Вдоль фронтона тянулся ряд желобчатых столпов с капителями в форме перевернутых пирамид, увешанных каменными свитками. Колоннада поддерживала большой сандрик[8], имевший очертания узкоугольного клина. Его стороны, выполненные в виде цепей из соединенных рук, окаймляли Око Истины.
За столпами переливались треугольные окна, вместе образующие еще один гигантский треугольник высотой девять этажей. Вверху, в направлении заднего фасада, виднелась часть купола, громоотводы на которой размещались в вершинах воображаемых геометрических фигур. Вероятно, Планетарий находился под этим шипастым полушарием из стекла.
— Когда будем подходить, не смотрите туда, — предупредила Индрик своих спутников. — Отводите глаза.
— Почему, целестинка? — нахмурившись, спросила сестра Наврин. — Я надеялась изучить аномалии снаружи.
— Иначе мы никогда не дойдем, — пожала плечами Туриза. Пластины ее доспеха проскрежетали друг о друга.
— Нелепость какая–то, сестра.
Услышав эти слова, Иона осознал, что Наврин падет первой из них. Такая мысль огорчила Тайта, поскольку молодая диалогус понравилась ему во время их совместной работы в библиариуме. Да, она отличалась сварливостью и чрезмерной педантичностью, но без устали помогала ему. Недостатки девушки происходили от пытливого ума, не обтесанного жизненным опытом. Здесь они неизбежно погубят ее.
— Сестра Наврин останется тут, — сказал Иона настоятельнице.
Хагалац вскинула руку, пресекая возражения помощницы:
— Это решать не тебе, Тайт.
— Если она пойдет, останусь я, — решил блефовать Иона. — Наврин — обуза для нас.
— Пастырь прав, — буркнула Индрик. — Схола разгрызет ее, как леденец.
Юная диалогус побагровела:
— Я — рукоположенная…
— Ты будешь находиться здесь и наблюдать за строением, сестра, — приказала настоятельница. — Жди нашего возвращения.
Тайт благодарно кивнул, игнорируя злобный взгляд Наврин. Одна спасенная жизнь — слишком мало, чтобы даже думать о выравнивании баланса, но все равно не повредит.
— Надо выдвигаться, — заявила Чиноа Аокихара, поднимаясь с валуна, на котором угнездилась ранее. — Скоро стемнеет, и тогда уже будет неважно, куда мы смотрим.
— Окна не потемнеют, старшая сестра, — предсказала Индрик. — Схола знает, что мы идем.
«Наша грубая сестричка не ошиблась, — рассудила Милосердие, пока ее двойняшка брела к зданию. — Оно чует
