— Море Душ вздымается, дабы утопить небо.
— Простите, госпожа, я не понимаю.
— Но ты поймешь, Люсетта Вестрана. Вы все поймете.
Измученный Умелец повернулся лицом к пастве. На Воплощение уставились пятнадцать сестер в апостольниках, и глаза их округлились, стоило им разглядеть рану в туловище Бхатори и мух, обильным потоком вылетающих из раззявленного рта. Как только паразиты свились в темный нимб, который непрерывно расширялся, аватар разогнул и вытянул верхние конечности. Там, где раньше были две руки, затем — недолго — всего одна, теперь находились шесть, и каждая сжимала тот или иной хирургический инструмент.
— Итак, сестры мои, пришло для вас время обрести святость.
Лейтенант Райсс вновь обошел палату абордажников, проверяя, не упустил ли он чего–нибудь. Рассматривая длинное помещение, уставленное кроватями, с тактической точки зрения он видел единственный положительный момент: им придется оборонять только один вход. Все бойцы, способные держать кинжал, собрались за баррикадой из коек и столов, которую воздвигли напротив дверей на петлях. Здесь засели восемь гвардейцев, включая Райсса. Их должно хватить.
«Для боя с кем?» — спросил себя лейтенант, остановившись напротив дверей. Он уже решил, что не станет перегораживать или даже закрывать их. Створки не задержат противника надолго, поэтому лучше иметь хороший обзор вестибюля за ними. Кроме того, снаружи еще находилось отделение Варни, и комиссар обещал скоро вернуться с оружием. Райссу станет намного приятнее на душе, когда его парням выдадут пушки, даже если в Сакрасте не отыщется ничего лучше гребаных «фонариков».
«Посмешище, а не оружие», — рассудил офицер, изучая лазпистолет, переданный ему Лемаршем. Световой луч даже не поцарапал бы кое–каких тварей из тех, с которыми лейтенант сталкивался в пустоте, но больше всего ему не хватало брони. Без герметичного панциря модели «Экзордио» любой абордажник чувствовал себя голым. Необходимость прочной связи с доспехом вбивали в каждого новобранца полка во время подготовки, причем настолько крепко, что отдельные бойцы давали броне имена и спали в ней. Трон Святый, да Гёрка даже разговаривал со своим комплектом!
Но проблема заключалась не только в снаряжении.
А во всем этом проклятом месте.
Райсс буквально чуял запах скверны — его не могли скрыть никакие тучи благовоний и реки чистящих жидкостей. И смрад набирал силу, как будто шторм срывал с госпиталя внешний лоск и взбивал гнилое месиво под ним. Лейтенант не хотел, чтобы порча коснулась его кожи… или проникла в легкие.
В полумраке за порогом шевельнулось нечто, словно бы скользнувшее между теней. Офицер взглянул на защитников палаты с обеих сторон от себя, но, судя по бдительным выражениям их лиц, они ничего не заметили.
«Потому что там нечего видеть, — упрекнул себя Райсс. — Не выставляй себя на посмешище, мужик!»
Уже не в первый раз лейтенант спросил себя: где же, в пустоту его мать, Толанд Фейзт, когда братья нуждаются в нем больше всего?
— Давай же, Лемарш, — пробормотал он. — Нам нужны стволы.
— Откройте, пожалуйста, старшая матерь, — сказал Ичукву, указывая на сенсорную панель возле двери арсенала.
— Не стану, комиссар. — Соланис скрестила руки на груди.
— Пожалуйста, не вынуждайте меня применять силу. Такой вариант обернется унижением для меня и вас, но без оружия я не уйду.
Отделение Лемарша уже добралось до задней части первого этажа, где, согласно указаниям Асенаты, располагался арсенал. В здании воцарилась почти непроглядная тьма, а блеклый свет переносных ламп едва рассеивал тени, что совсем не нравилось Ичукву. Старшая матерь то и дело заверяла, что питание скоро восстановят, но комиссар считал иначе. К тому же на госпиталь опустилось безмолвие: по пути к оружейной бойцы удивительно редко встречали сотрудниц Сакрасты, а ведь отключение энергии обычно вызывало настоящую суматоху. Куда же все подевались?
«Кто–то забирает их, — ответил себе Лемарш. — Бесшумно утаскивает прочь, пока не останется лишь горстка, неспособная дать отпор».
— Матерь Соланис, я больше не буду просить, — подчеркнул он. — Вы ставите наши жизни под угрозу.
Оружейная находилась в конце узкого коридора, лишенного дверей, окон и любых укрытий. Такое пространство могло быстро превратиться в смертельную ловушку, поэтому комиссар хотел убраться отсюда без задержек.
— Прошу, уступите ему, почтенная госпожа, — твердо произнес Зеврай. — Мы вам не враги.
— Мы защищаем вас! — добавил Гёрка, энергично кивая.
Ичукву знал, что каждый солдат в отделении чувствует опасность. Как правило, гвардейцы жили долго, только если оттачивали свое чутье до бритвенной остроты.
— А где Граут? — вдруг прошептал Номек и вскинул руку, призывая товарищей умолкнуть. — Его фонарь погас.
Посмотрев вдоль коридора, Лемарш увидел, что разведчик прав. Уже в нескольких шагах от участка, освещенного лампами бойцов, царил кромешный мрак. Солдат, которому Ичукву поручил охранять скрещение коридоров, исчез.
— Абордажник Граут! — позвал комиссар. — Граут!
Пройдя мимо соратников, Лемарш поднял лампу над головой, чтобы хоть немного осветить проход. Оказалось, что в его дальнем конце стоит женщина, повесившая голову на грудь внушительных размеров. Она носила облачение младшего госпитальера, однако ее апостольник куда–то делся, и прямые волосы ниспадали на лицо, словно занавес.
— Сестра–минорис Бугаева! — воскликнула Соланис, подойдя к Ичукву. — Где твой головной убор? Как неблагопристойно!
Вновь прибывшая не ответила, однако Лемарш уловил, что с ее стороны доносится возбужденное жужжание. Вокруг головы женщины метались крошечные черные пятнышки.
«Мухи».
— Будьте осторожны, — предупредил он, когда Соланис сделала еще шаг в направлении безмолвной гостьи.
— Подобное недопустимо! — набросилась на него старшая матерь. — Совершенно!
Казалось, нарушение этикета, допущенное сестрой–госпитальером, возмутило Соланис сильнее всего, случившегося раньше. Впрочем, Лемарш почувствовал, что чаша терпения разъяренной женщины просто переполнилась именно в этот момент.
— Послушайте, моя госпожа, — настоятельно обратился к ней комиссар, — мне нужно, чтобы вы открыли…
С другого конца коридора донесся стон, тут же сменившийся клокочущим ревом. Сестра Бугаева, запрокинув голову, затопала к группе Ичукву. Шагала она слишком быстро для своего грузного тела.
— Стоять! — предупредил Лемарш, вскинув болт–пистолет.
Как только женщина вошла в круг света, комиссар увидел ее глаза — выпученные белые шарики среди изрытых гнойниками остатков лица. Вдоль жирной шеи Бугаевы кривой улыбкой тянулась резаная рана с засохшей кровью по краям.
— Первый Свет, сохрани нас! — пискнула Соланис, стоявшая рядом с Ичукву.
Лемарш без раздумий открыл огонь и всадил три снаряда в грудь атакующей твари. Разрывные болты, стремительно детонировав один за
