Ее занятия начинаются в семь, и в шесть я полез в шкаф, из которого вытянул
магазинный пакет. Принес его в кухню, где она, прислонившись к барной стойке, потягивает красное вино и листает модный журнал, выглядя скучающей.
Я протягиваю ей пакет.
— Угадай, что у меня есть.
Она закрывает журнал и смотрит на меня с непониманием.
— Что?
Я улыбаюсь ей, обладая большим количеством информации, в отличие от нее, и
выгружаю содержимое пакета на барную стойку. Два парика — белый со стрижкой
маллет и черный в стиле Шер с ниспадающими черными блестящими прядями.
— Ролевая игра? — спрашивает она, ее глаза зажигаются сиянием.
— Может, позже, — отвечаю ей. — А сейчас это наш пропуск в твой класс
испанского.
Она минутку пытается это осознать.
— Погоди, что?
Я бросаю ей черный длинный парик, который она ловит.
— Ты надеваешь этот, я — тот. Мы выйдем из здания и я доставлю тебя
прямиком на занятие. Никто не поймет, что это мы.
Она реагирует хмурым равнодушием.
— Да, точно, они не смогут нас узнать.
— И не узнают, — отвечаю я, выгружая остатки из пакета. В нем джинсовый
жилет с кислотными вкраплениями и черный худи с надписью «Старшая школа
Амстердама». — Прекрасный жилет для меня и свитер школьный — для тебя.
— Ты шутишь.
— Я буду смеяться скоро, но уверяю тебя, сейчас я совсем не шучу. — Я забираю
светлый парик и жилетку. — Ты мне не веришь?
Я снимаю рубашку, проскальзывая в мерзкую жилетку и натягиваю парик.
Повернувшись к Вере, вижу, что она улыбается. Это жалко, потому что улыбка вызвана
тем, что я выгляжу как идиот, но какая ни есть, ее улыбка стоит миллионов.
— Оу, вау, — произносит она. — Ты выглядишь так горячо.
Я киваю на черный парик:
— Не так горячо, как будешь выглядеть ты, моя Эстрелла.
Она театрально вздыхает, но натягивает свитер на себя и водружает на голову
парик. Она поправляет его так, что блестящие искусственные пряди падают ей на лицо, и
смотрит на меня.
— Теперь ты счастлив?
— Это совершенно неуместно, но я чрезвычайно возбужден, — говорю я, осматривая ее сверху до низу. — Ты выглядишь как очень плохая девчонка, пойманная
полицией за кражу упаковки пива и пакетика марихуаны из чужой машины.
Выражение ее лица становится соблазнительным.
— Ну, ты знаешь, в этом нет ничего предосудительного. Во всяком случае, когда
дело касается меня.
Она подходит ко мне и оборачивает свои руки вокруг меня, поверх жесткой
жилетки.
— У тебя занятие, — говорю ей, убирая от себя руки Веры.
— Ты не можешь указывать мне, что делать.
— Я могу и буду, — отвечаю, шлепая ее по упругой попке. — А теперь идем.
— Мы серьезно выйдем в этом на улицу?
Я киваю.
— Очень серьезно. Только на несколько кварталов, пока не скроемся из виду
фотографов. Хотя, — говорю я, поворачиваясь к зеркалу в коридоре и любуясь своим
нелепым отражением, — мне начинает сильно нравиться этот образ.
Она закатывает глаза и хватает свою сумку, затем надевает капюшон, скрывающий ее черные волосы.
Спустя пару минут мы выходим через парадную дверь, у обоих на глазах надеты
солнцезащитные очки. Я слегка съеживаюсь, опускаю плечи, пряча свою обычную гордую
осанку, и цепляю на лицо ленивую улыбку. Вера делает то же самое. Наши взгляды
определенно далеки от обычных — злых и дерзких — и даже когда я чувствую бешеный
грохот своего сердца в горле, то я уверен в том, что мы остались неопознанными.
Сначала их глаза и камеры направлены на нас, но мы спасены парой, приближающейся к дому. Я знаю их — итальянцы, Джио и его жена-блондинка София —
и они достаточно стильно одеты, чтобы отвлечь внимание камер. О нас забывают, и мы
уходим.
Мы не снимаем маскировку, пока не оказываемся в паре кварталов от занятий
Веры. Когда она уходит, я жду ее снаружи, прихватив чашку кофе из соседнего кафе.
Затем занятие Веры заканчивается, и она выходит, чтобы присоединиться ко мне.
Есть что-то такое в пребывании на улице, в ночном воздухе, температура
которого внезапно понизилась на несколько градусов, что заставляет меня чувствовать
себя более живым, чем в последние несколько недель. Я могу почувствовать, как от Веры
тоже исходит это чувство, энергия, источником которой не является хаос и страх. У нас
обоих достаточно поводов для страха, но, прогуливаясь по тихим улицам, взявшись за
руки, даже с нашими маскировочными костюмами внутри ее мешковатой сумки, мы
чувствуем себя неизвестными и свободными. Это не означает, что мы не получаем в свой
адрес несколько подозрительных взглядов то там, то здесь. Люди узнают нас. Но мы
продолжаем шагать, будто это ничего не значит.
Точно как сказал Уоррен: мы есть друг у друга – и это все, что нам нужно. Наш
собственный маленький мир в нашей личной солнечной системе, в нашей личной
Вселенной. Сегодня мы — бесконечность.
Мы идем в бар, где проводим несколько часов. Едим тапас, пьем холодную
сангрию, рассматриваем людей из своего темного угла, общаемся друг с другом на
испанском. Ее настроение улучшается.
Нас практически одолевает досада от необходимости идти домой, но мы оба
знаем, что должны. Сегодня появился еще один «пластырь», но он нам был нужен как
воздух, иначе нас просто разорвало бы по швам. Невероятно хорошо ощущается
возможность отодвинуть все тревожные факторы в сторону на время, закрыть в надежной
металлической коробке, чтобы думать только о наслаждении жизнью и друг другом.
В нескольких минутах ходьбы от квартиры мы снова надеваем маскировку, и
всего в квартале от дома я затягиваю Веру в пустой узкий переулок. Я разворачиваю ее к
себе так, что она прижимается спиной к каменной стене. Я страстно целую ее, заправляя
синтетические волосы ей за уши. Она не может ощущаться как Вера, но ее мягкие губы
точно могут.
Она тянется ко мне, одной рукой дергая пояс моих брюк, а другую положив мне
на шею. В этот момент мы оба выглядим незнакомцами, но свободными, которые
выбирают друг друга.
Здесь в переулке грязно, стена забрызгана жиром, земля выложена неровным
камнем, и мы полностью открыты на обозрение мира. Но наша маскировка дарит мне
чувство безопасности, и я, движимый желанием быть требовательным, действую в
скандальной манере на открытом пространстве в городе, в котором меня преследуют.
Я прикасаюсь губами к ее шее, кусая, целуя, пробуя, и она ловко расстегивает мой
пояс и молнию на ширинке. Я толкаю ее выше по стене, удерживая там, юбка скользит
вверх по бедрам. Я беру Веру там, быстро и жестко, смело и дерзко. Я вхожу глубоко, ощущая каждый ее дюйм, и я настолько окутан горячей тугой киской, что у меня
закатываются глаза. У меня такое ощущение, что мы показываем пресловутый палец
всему миру, доказывая своим собственным способом, что все это не сломает нас, что мы
можем выдержать все, какие бы испытания не выпали нам. Когда дело касается нас, это
всегда больше, чем просто секс,
