уже в еженедельный ритуал. Найти что-нибудь нелицеприятное о Матео, о чем можно
выразить свое недовольство, вызвать его к себе, угрожать ему тем или иным способом, а
затем предложить сигару.
Похоже, Педро одержим таблоидами, как и я, поскольку когда я вхожу, то на его
столе лежит раскрытый журнал.
Он спокоен, так что я расцениваю как хороший знак, хотя все могло быть иначе.
Он спрашивает меня, кто является информатором. Я отвечаю, что не знаю, что является
правдой, но подозреваю семью Изабель. Они всегда были стаей стервятников, сражающихся за внимание и привилегии, которые, по их мнению, положены им по
происхождению. Это могла быть ее хладнокровная мать, или вероломная сестра, или
асоциальный тип – ее братец. Все члены семьи взаимозаменяемы, но это не имеет
значения. Кем бы ни был анонимный источник, он пожелал протянуть меня по горящим
углям, и им это удалось.
Коротко говоря, Педро поведал, что не знает как со мной поступить, и часть меня
хочет подсказать ему, как ему стоит поступить с самим собой. Я достаточно беспокоюсь о
том, как все выглядит, как есть на самом деле, и точно не нуждаюсь в том, чтобы слышать
это от моего босса.
— Почему бы тебе просто не поставить Уоррена тренером и не уволить меня? —
спрашиваю у него, чувствуя себя смелым, человеком, которому нечего терять. — В таком
случае тебе не придется иметь дело с этими проблемами снова.
Он смотрит на меня шокировано.
— Так ты думаешь? — спрашивает он. — Что я уволю тебя из-за этого?
Я киваю.
— Да. Вы вызывали меня сюда достаточно раз по причине того, что в большей или
меньшей степени было связано со мной. Я действительно думаю, что из-за этого Вы меня
уволите. Но тут позвольте мне облегчить Вам выход из этой ситуации. Если вы думаете, что я собираюсь делать выбор между Верой и Атлетико снова, то, пожалуй, покину вас. Я
не нуждаюсь в этой работе, но мне нужна Вера.
Он пожимает губы, глядя на журнал с поднятыми бровями.
— Должен сказать, — произносит он, — на самом деле я не ожидал этого
услышать.
Я встаю с кресла и смотрю вниз на Педро.
— Ну, что ж, Вы услышали. Вы можете думать, что знаете меня, мистер дель Торо, но это не так. Все строят свои суждения обо мне на основании того, что они видели или
слышали от других людей и разных источников, но единственная возможность узнать
настоящего меня – это видеть, что я делаю, и слышать, что я говорю. Я счастлив
вернуться в команду, и в то же время думаю, что мог бы сделать из ребят более
выдающихся игроков, чем они есть сейчас. У меня есть вера в себя, уверенность в своих
силах и я могу увидеть что-то хорошее, когда смотрю на него. Но Вера это тоже что-то
хорошее, лучше всех остальных. И когда речь идет о важных вещах в моей жизни, она
побеждает все. Так что дерьмовые статьи, пустые угрозы и неоправданные ожидания не
значат практически ничего, когда приходят в мою жизнь, потому что я уже знаю, что
важно, а что – нет.
Я иду к двери и прежде чем выйти, я искренне ему киваю.
— Желаю хороших выходных.
После этой выходки я чувствую внутри себя живую энергию. Адреналин бурлит по
венам, удерживая меня на грани стыда и эйфории. На пути домой я звоню Вере и прошу
начать собирать чемоданы, потому что мы едем в Сан-Себастьян немедленно. Она, похоже, застигнута врасплох моей импульсивностью, но счастлива по этому поводу. По ее
реакции понимаю, что она еще не видела журнал.
— Хлоя Энн поедет? — спрашивает она.
— Нет, — отвечаю я, — но все в порядке. Едем только мы вдвоем. Нам это нужно.
Она не спорит.
***
Два часа спустя мы едем в машине на полпути к прибрежному городу, останавливаемся на ферме, чтобы перекусить свежими помидорами и сыром. Вера будто
светится ярче солнца; хочется, чтобы удушающий смог, жара и жители Мадрида остались
только в памяти.
Но не для меня. Я скрываю огромную, страшную правду от нее, держу так близко к
себе, словно опасный для нас обоих кинжал. Я пытаюсь разделить свой мозг на две
половинки и игнорировать нашу реальность, которая к нам все ближе, ближе и ближе. Я
знаю, что еще до наступления понедельника Вера будет знать. Даже если она никогда не
увидит свое лицо в журнале – что выглядит неправдоподобно – я знаю, что должен
рассказать ей. Она должна знать о своем отъезде.
— Ты в порядке? — спрашивает она, пока мы забираемся назад в машину. По
обеим сторонам шоссе раскинулись широкие поля подсолнухов, танцующих на теплом
ветру.
Я заставляю себя улыбнуться.
— Да, я в норме.
Но мою улыбку практически невозможно подделать. Будущее вырисовывается, ложась тяжелым камнем на мое сердце. Я не могу ее потерять, просто не могу… потерять.
Но что я мог сделать?
По приезде в Сан-Себастьян мы чувствуем, как ветер гонит соленые брызги. Мы
заселяемся в изящный маленький отель на западном побережье Байя де Ла Конча. Это
приватное и романтичное место, а пожилая леди на ресепшен, кажется, равнодушна ко
всему вокруг за исключением нашего комфорта.
Окна нашего номера выходят прямо на залив, и волны Атлантики сливаются с
заходящим солнцем, сияющим на их гребнях. Мы переодеваемся в удобную одежду и
идем по улице в английское рыбное кафе, где продают еду на вынос, которое мы
заприметили раньше. Мы получаем наш заказ – кучу свертков, завернутых в засаленную
газету, маленьких пакетиков с уксусом и кетчупом, захватываем с собой бутылку
красного вина из винного погреба и направляемся на пляж.
Вокруг еще светло, несмотря на то, что солнце давным-давно зашло, а небо стало
цвета барвинка. Крошечные белые точки появляются на синем – засияли звезды. Шум
волн успокаивает и, хотя на пляже все еще есть другие люди, особенно бездомные, ютящиеся в спальных мешках на одной стороне пляжа, ощущение такое, будто это место
только наше.
Вера слизывает жир и уксус со своих пальцев, затем ложится спиной на песок. Она
закрывает глаза и глубоко вдыхает мгновение или два, а потом поворачивает голову и
смотрит на меня.
— Ложись рядом со мной. Давай устроим сиесту, — предлагает она, поглаживая
песок рядом с собой.
Я откидываюсь назад, моя голова соприкасается с песчинками, все еще теплыми
после жаркого дня. Я беру ее руку в свою и крепко сжимаю, пока мы смотрим, как
темнеет небо и на нем появляются созвездия. Как в старые времена я прошу ее рассказать
истории о каждом из них, и она выполняет мою просьбу. В ее голосе звучит любовь, возможно, ко мне, а, может, – к самим звездам, и я настолько переполнен всем этим, что
одинокая слеза скатывается из моего глаза вниз, к краю щеки.
Уже темно и Вера
