Я отметил, что стойкое желание убить Фергию испытывает все больше людей в Адмаре. Интересно, как обстояло дело с ее матушкой в Арастене?
– Мы поедем вместе, – сквозь зубы сказал Энкиль и махнул свите. – Вы! Ждите здесь!
– А почему вы не оставили им инструкций на случай, если не вернетесь? – светски поинтересовалась Фергия, указывая путь. Даджи шагала вразвалку, крепко упираясь в землю копытами.
– Если мы не вернемся, какая уже разница, что случится?
– То есть вы даже запасного плана не подготовили?! – всплеснула Фергия руками, едва не вывалившись из седла. – О, морские твари, кто же так работает…
– А что толку готовить такой план, если его некому будет исполнить? – спросил Аскаль. – Нас только двое, шади. И верных людей у нас – по пальцам перечесть!
– И именно поэтому вы, братья-храбрецы, тащитесь в Проклятый оазис и даже не замечаете, какой дорогой, – проворчала она, и младший сын рашудана взглянул по сторонам. И обмер, по-моему.
Волшебный сад джаннаи снова цвел. Кажется, и пары месяцев не прошло с тех пор, как Фергия угощала меня знаменитыми сливами, а деревья опять стояли, как невесты народа ниррахе в богатых праздничных уборах из речного жемчуга: такие же темные и стройные, украшенные белыми и розовыми узорами.
Ветер бросил нам в лица пригоршню влажных лепестков, и Энкиль наконец обрел дар речи:
– Это чудо!
– Нет, это магия, – довольно ответила Фергия.
– Как ни назови… Отец говорил об этом саде, – выговорил он. – Он покупал у Маддариша что-то… не знаю, что именно, и порой ездил к нему сам. Может, просто ради того, чтобы посидеть под этими деревьями, не слыша шума и не видя никого… Но Маддариш умер, когда мы оба еще не появились на свет, и сад погиб. А теперь…
Фергия спрыгнула с Даджи и свистнула в два пальца, давая Ургушу знать, что вернулась.
– А теперь ты тоже можешь посидеть и полюбоваться цветущими сливами, шодан. Отпустите лошадей, они пойдут за Даджи, а она уж знает, где кормят. Не будем терять время – Дракон едва лишь показал кончик крыла, у нас вся ночь впереди, но лучше не мешкать…
Братья послушались и стояли теперь под звездным небом, под осыпающимися лепестками, крепко стиснув друг другу руки. Их не волновали даже лошади, хотя уж воину вроде Энкиля следовало самому позаботиться о своем скакуне, а не полагаться на чужого ленивого слугу.
– Никогда в жизни такого не видел, – выговорил наконец Аскаль, и мне показалось, что щека у него влажно блестит. – Знал, что бывает, слышал от отца, от путешественников… Отцу не очень-то верил, а о других думал – в северных краях не то, что у нас.
Ох уж эти книжные юноши… Строгие и смелые, превзошедшие все науки, они почему-то теряются, увидев каплю росы на утренней былинке! Так же и знаменитые красавицы, привыкшие к тому, что их осыпают жемчугами и рубинами, порой тают, если забросить им в окно букет мокрых от дождя, растрепанных цветов, оборванных по всем парковым клумбам, а то и вовсе собранных на лугу…
Да и старший такой же, понял я, посмотрев на Энкиля. Держится лучше, конечно, но в глазах такой восторг, что сомнений нет: он поверил – Белая ведьма знает свое дело. Но я ошибся.
– Вот бы отец снова сумел увидеть эти цветы, – негромко сказал он. – Может, тогда он вспомнил бы…
Энкиль осекся, но я понял, что он имел в виду. Рашудан привык к удовольствиям, слишком много пьет и курит, он забыл о простых человеческих радостях, он даже о третьем сыне позабыл! Может ли ветка сливы излечить его? Ну… если она из волшебного сада – почему бы и нет?
– Я обещала вашим придворным чародеям, что не вмешаюсь ни в какие дворцовые дела, если только меня не попросит сам рашудан. Я уже дважды нарушила данное слово: когда взялась за дело Ларсия и когда выслушала вас, – ответила Фергия и почесала нос. – Но, в общем, слово мое – хочу даю, хочу беру обратно… Так что, когда будешь возвращаться, можешь сорвать несколько цветущих веток на радость отцу. Только не переусердствуй и не ломай деревья, не то хранитель сада тебя накажет…
Она лукаво улыбнулась, а я вспомнил рассказ своего слуги Ариша – ребенком он бегал сюда подбирать упавшие плоды, и Маддариш позволил ему и товарищам даже рвать сливы, лишь бы ветки не ломали. Тогда за садом следила джанная Лалира, но и теперь ведь тоже! А уж в том, что она может наказать, сомневаться не приходилось…
– А теперь к делу, – сказала Фергия и резко хлопнула в ладоши. Из-за дома доносилась привычная уже ругань Ургуша и злобное ржание Даджи. – Не приглашаю к столу, шоданы, нет времени. Тем более все равно из готового в доме только сухари и вяленое мясо. Может, фрукты еще остались, понятия не имею, если честно.
– Конечно, вы же у меня столуетесь, – вставил я.
– Не нужно этого, ты же сама сказала, что время дорого, – заставил нас обоих замолчать Энкиль. – Колдуй, раз уж взяла мою кровь!
– Идем, – поманила Фергия и направилась к фонтанчику. – Сейчас… Еще немного, луна взойдет повыше, и мы сможем рассмотреть…
Я подался чуть в сторону и шепнул ей на стальвийском:
– Вы что задумали?
– Ничего особенного. Я же сказала, что обнаружила след, но очень зыбкий. Сейчас он или подтвердится, или нет, – ответила Фергия, кинув в воду окровавленную тряпку и сыпанув горсть песка (наверно, соскребла с камней в том месте, где капнула кровь Аскаля). – И что вы, в самом деле, Вейриш… Можно подумать, сыновья рашудана не знают этого языка!
Я мысленно плюнул. В который раз забываю, что в Адмаре даже нищий и безграмотный поэт Чайка способен худо-бедно объясниться на нескольких наречиях, а уж наследники…
Братья едва заметно улыбнулись. Видно было, что их заботит вовсе не мой промах.
– Смотрите, – коротко сказала Фергия. – Уже пора. Луна достаточно высоко, Дракон тоже. Сейчас…
Над маленьким прудом заклубился синий туман, а потом вдруг развеялся, и я увидел… песок.
– Тихо! – приказала Фергия, видя, что Аскаль тоже готов высказать что-то насчет ее профессиональных умений.
Песок не был обычным. На нем отпечатывались следы босых ног, словно кто-то шел прочь, но мы не могли его видеть.
Все кругом потемнело – это невидимка спрятался под каким-то навесом, пережидая рассвет, а когда ожил базар, двинулся в путь. Мне казалось, я чувствую его страх и неуверенность: он десятки раз проезжал этой дорогой на коне, но никогда не ходил пешком (тем более босиком), не видел людей лицом к лицу, не обонял этих запахов, ему не приходилось
