Вдруг послышался визг металла, и входная дверь слетела с петель. На пол полетели щепки. Темные фигуры из дверного проема хлынули в дом, радостно гогоча. Все произошло слишком быстро. Несколько чародеев упали на пол, из их шей лилась кровь.
– Убейте их! – прорычал кто-то.
Мы открыли огонь по теням фамильяров, но их было так много! Двое из них приземлились по обеим сторонам от Рука… от того, кто когда-то был Руком, – и подняли его высоко в воздух.
– Маленькая леди-колдунья, – загоготал один из фамильяров; я знала, что это была Гвен. – Кровавый Король предупреждал. Тебе надо было пойти к нему!
Я превратилась в огненный столп и уничтожила группу фамильяров. Затем бросилась к Гвен, а она смеялась и смеялась. Люди вокруг кричали, чтобы я остановилась, иначе дом сгорит. Да, они правы… Мне стоило усилий прийти в себя.
Гвен и уцелевшие фамильяры вылетели за дверь, прихватив Рука, и направились прямо в ночное небо.
Блэквуд тряс меня и звал по имени. Но я почти ничего слышала и ничего не чувствовала.
Кое-как собравшись с силами, я вернулась в дом и увидела Магнуса. Он сидел на полу и баюкал тело матери. Свечи снова загорелись. Повсюду была кровь. Тела пятерых колдунов лежали на полу, глядя в потолок пустыми глазами. На лестнице валялись засыпанные золой трупы фамильяров. Магнус раскачивался, зарывшись лицом в волосы Фанни и плакал как ребенок. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой… Элиза тоже плакала.
У меня подкосились ноги, и я рухнула на пол. Я была… бессмысленной и беспощадной.
Бессмысленная и беспощадная – семейный девиз Хоуэл.
27
Похороны чародеев проводят быстро. Волшебство земли требует свое обратно, так говорят. Уже на следующий день тело Фанни обмыли, нарядили ее в прекрасное черное платье, и мы пришли попрощаться. Серое небо тяжело нависало, воздух был густым от тумана. Если бы пошел дождь, по крайней мере, было бы легче.
Блэквуд, Элиза и я слушали слова о вечной жизни. Пока над гробом произносились прощальные речи, Элиза плакала. Затем все стали неловко расходиться, как гости, злоупотребившие гостеприимством. Гробовщики вытащили тело Фанни. Чародеев никогда не хоронили в гробах – деревянные ящики нужны были только для погребальной службы. Погибших заворачивали в черный шелк и клали в землю, чтобы земля скорее впитала волшебство. Фанни не была чародейкой, но она была дочерью чародея и родила сына-чародея.
Я подумала о счастливой смеющейся женщине, с которой познакомилась несколько недель назад. Я не понимала, как случилось, что теперь она лежит в земле. Когда я впервые пришла к ней в дом, она встретила меня так, будто я ее друг. Будто она может мне доверять.
Мои глаза начали наполняться слезами. Рук убил ее, и это наложило на меня проклятие. Я скулила так тихо, что заметил только Блэквуд.
Магнус стоял у края могилы, его лицо было бледным. Никогда раньше не видела его в черном. Яркие каштановые волосы резко выделялись на фоне серого дня. Он бросил на тело матери пригоршню земли и застыл, глядя в могилу.
– Мы зайдем в дом, чтобы засвидетельствовать свое почтение, – пробубнил Элизе Блэквуд. – Ты ведь его невеста.
Я подумала, что ему не стоило произносить это с такими жестокими интонациями.
В доме одетые в черное чародеи двигались как тени. Только по приглушенному шепоту и скрипу половиц можно было определить, что по этим комнатам вообще кто-то ходит. Все зеркала были завешены простынями. На обеденном столе кто-то выложил круг из свечей. Все были зажжены, кроме одной, той, что в центре.
– Незажженная свеча означает погасшую жизнь чародея, – тихо проговорил Блэквуд, встав рядом со мной в дверях. – После заката ее зажгут и оставят гореть на всю ночь. Это будет символизировать переход души из одного мира в другой.
Элиза сидела рядом с Магнусом, она что-то нежно говорила ему; ее щеки пошли пятнами от слез. Магнус сидел сгорбленный, поставив локти на колени, и бездумно глазел в пол.
Отдав дань Фанни, чародеи ушли. В доме стало еще тише, из звуков – только тиканье часов и приглушенный плач Полли на кухне. В окно я увидела Ди. Он уперся лбом в ствол вишневого дерева и закусил кулак. Он бы никому не позволил увидеть своих слез.
Я хотела подойти к нему и утешить, но у меня будто украли голос. Слова не шли.
Блэквуд повел сестру в прихожую одеваться. Я на минутку присела с Магнусом.
– Мне так жаль… – прошептала я, наконец обретя способность говорить.
Мне показалось, он меня не услышал. Но он сказал:
– Я мог бы выпроводить всех из дома в безопасное место, но я хотел посмотреть, чем все так взволнованы. – Он горько усмехнулся.
– Ты не должен себя винить.
– Хоуэл, я собирался поговорить с тобой до объявления помолвки. – Он поднял на меня глаза. Они были ясными, но взгляд – холодным. Он похоронил смеющуюся и беззаботную часть вместе с матерью.
– Зачем?
– Чтобы объяснить. Наша помолвка только для того, чтобы защитить Элизу от брака с Фоксглавом. Мы планировали отменить ее, когда прошел бы подобающий период времени.
У меня заныл живот.
– Почему ты хотел мне это сказать?
– А ты что, правда не понимаешь? – он внимательно взглянул на меня. – Ты запретила мне когда-либо еще говорить о моих чувствах, и я согласился… Но я не мог вынести мысли о том, что ты посчитаешь, будто я деградировал до охотника за состоянием.
– Я бы так не подумала, – прошептала я.
Он встал и подошел к тому месту, где висел портрет его бабушки. Прислонившись к стене, он сказал:
– Я виню себя в том, что случилось. Если бы, узнав, что Рук перерождается, я бы сказал об этом Агриппе или Императору, может быть… – Он не закончил мысль и снова посмотрел на меня. – Ты бежала по лестнице, как будто знала, что увидишь наверху. Скажи мне… – Он едва мог выговаривать слова. – Ты знала
