Она чувствовала запах крови в воздухе. Видела дым. Тела. Слышала звуки стрельбы и слова, которые сказала Хоуп, приставляя дуло пистолета к голове Мари.
«Ни в раю, – сказала она, – ни в аду».
– Отправляйся прямиком в ад, – повторила Ив.
Хоуп вздрогнула, как от пощечины.
– На твоих руках тоже есть кровь, Ана, – произнесла она дрожащим, тонким голосом. – Пусть она не красного цвета, но это все равно кровь. Не судите, да не судимы будете.
– О чем ты говоришь, черт бы тебя побрал?
Тогда Хоуп встретилась с ней взглядом. В ее изумрудных глазах блеснул вызов.
– Вар-Дом на Свалке. Я смотрела новости, где показали, как ты проявила себя. «Выигравшая в восьми матчах подряд», верно? И какова месть на вкус?
– Это не имеет никакого отношения к мести, – прошипела Ив. – Я участвовала в боях только чтобы заработать денег на лекарства для деду… для Сайласа. Тогда я еще ничего не помнила.
– Пусть это было неосознанно. Или ты правда считаешь, что случайно стала убивать логиков, чтобы зарабатывать на жизнь? – Хоуп покачала головой, ее голос стал решительнее: – Ты убивала их, Ана. Да, это были просто машины. Но они могли думать. Чувствовать. Совсем как твой Крикет. А ты их убивала. Ради денег. Для развлечения толпы.
Ив моргнула. Задумалась, засомневалась. Может, часть ее всегда…
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – наконец, ответила девушка.
– Я знаю больше, чем ты можешь подумать. Мы поступили отвратительно, убив твою семью. Я буду слышать их крики до конца своих дней. Но и твой отец не был святым. Он возомнил себя богом, создал совершенно новый вид слуг. Он дал нам жизнь, но эту жизнь мы должны были провести на коленях. И это тоже отвратительно.
Хоуп гордо подняла голову, сжала челюсти.
– И теперь между нами лежит пропасть… – Девушка-репликант покачала головой. – Еще предстоит так много всего сделать. Агропромышленные фермы, снабжающие Мегополис, населены автоматами и логиками, а не людьми. Солдаты, которые сражаются на ваших войнах, гладиаторы, которые истекают кровью и умирают на аренах вашего Вар-Дома – все они из железа и стали, а не из плоти и крови. Выгляни за дверь и увидишь мир, построенный на металлических спинах. Собранный металлическими руками. Но однажды, Ана, эти руки сожмутся в кулаки.
Иви молча стояла. В ней боролись гнев и замешательство. В словах Хоуп была доля истины. Жестокой. Запутанной. Но все же истины.
– Переночуйте сегодня здесь, – сказала Хоуп. – В хвостовой части находится мастерская, материалов там достаточно. Можешь отремонтировать там своего блитцхунда. Мы поможем вам в меру своих сил. Но я пойму, если ты не захочешь остаться.
Ив уставилась на нее, но Хоуп, высказавшись, теперь избегала смотреть ей в глаза. Она была своевольна, как все репликанты, но раны, нанесенные Хоуп их общим прошлым, еще не зажили. Они по-прежнему кровоточили, как и раны Ив. Та девушка, которой она была, всем сердцем ненавидела Хоуп. Но девушка, которой она была сейчас… могла видеть сквозь эту пелену ненависти.
– Дело не только во мне, – наконец ответила Ив. – Я не стану лишать своих друзей крыши над головой из-за того, что между нами было. Но если ты ждешь моего прощения, Хоуп, тебе придется ждать чертовски долго.
– Я не прошу тебя простить меня, Ана. Простить сможет только Бог.
Девушка-репликант положила одеяла и старые подушки на матрасы, потом молча выпрямилась. Бросив взгляд на Иезекииля, она развернулась и стала спускаться по ступенькам. Ее шаги эхом отдавались по металлическому нутру корабля. Ив услышала, как один из малышей, лежащих на койках внизу, закричал во сне. Видимо, кошмар разбудил его среди ночи.
Ив это было знакомо.
– Прости, Ив. Наверное, мне все-таки не следовало приводить тебя сюда.
Она повернулась к Иезекиилю. Репликант стоял у лестницы, его голубые глаза мерцали в свете ламп накаливания. На комбинезоне чернели высохшие пятна крови. На груди поблескивал слот для монет. Его наказание, цена, которую он заплатил за свою преданность. Своему создателю. Ей.
Когда все остальные репликанты восстали против нас, он повел себя достойно.
Ив села на грязный матрас, вздохнула, проводя рукой по волосам. Ее пальцы задели имплантат за ухом – кусочки силикона, встроенные в ее голову. Место, куда пришелся удар Фэйт, еще болело. Перед глазами Ив тут же вспыхнули воспоминания о перестрелке, о кораблекрушении, о кракене.
– Мы по уши в дерьме, – призналась она. – Нам больше некуда идти.
– Мы могли бы рискнуть и вернуться на Свалку.
Ив покачала головой.
– Братство. Дружки Банды Фридж-стрит. Все, кто видел мое явление во время боя в Доме. Все они будут охотиться на нас. Там небезопасно.
Она потерла виски, делая глубокие вдохи, чтобы держать себя в руках. Пытаясь заставить Ану посмотреть на все через ее боль, увидеть правду.
– Ты поступил правильно, – сказала девушка. – Но сначала тебе нужно было рассказать мне о Хоуп. Нужно было доверять мне. Я бы не стала ставить свою гордость выше безопасности Лемон, Крика и Кайзера.
Иезекииль долго и молча смотрел перед собой. Потом медленно кивнул.
– Да, нужно было. Прости.
– Ничего больше не скрывай от меня, Иезекииль, – сказала Ив. – Последние два года я прожила во лжи. Не знаю, насколько еще меня хватит. Так что с этой секунды обещай мне говорить только правду, хорошо? Это все, о чем я прошу.
– Я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль, Ив.
– Хочется верить.
– Поверь, – выдохнули Иезекииль. – Я пойду на все, чтобы уберечь тебя.
Ив покачала головой. Ощутила ненавистное щекотание импланта – значит, она снова начнет плакать. Девушка изо всех сил старалась отогнать слезы.
Она устала плакать.
От всего устала.
– Мари говорила, что самая лучшая любовь – запретная, – пробормотала она. – Я много об этом думала. Гадала, не поэтому ли мы были вместе. Ты и я. Может, для нас обоих это было своего рода проявление бунтарства?
– Это было больше, чем просто бунтарство.
– Думаешь?
Иезекииль пересек палубу и опустился перед ней на колени. Нежно взял ее ладонь в свою. Заглянув в глаза, заговорил с ней так, словно они были одни во всем мире.
– Два года я искал тебя. Два года в безжизненных пустошах и бесконечной дороге. Неуверенности в том, что увижу тебя снова. Но когда меня душил пепел, только мысль о тебе помогала мне дышать. Когда ночь казалась нескончаемой, только мечты о тебе помогали мне уснуть. О тебе. И только о тебе.
– Иезекииль, я…
– Ты можешь ничего не говорить. Ты не обязана ничего мне обещать. Не знаю, как для тебя, но для меня все было по-настоящему. И ты та девушка, которая делала меня настоящим.
– Невозможно жить одними идеалами, Иезекииль.
Репликант вздохнул, провел рукой по своим темным волосам.
– Прости. Я понимаю, что тебе может быть неловко, когда на тебя смотрят так, как смотрю я. Но у тебя было целых семнадцать лет, чтобы научиться разбираться со всеми своими
