— Поднимайся, сукин ты сын!
Полковник отчаянно замотал головой и попытался завалиться наземь.
— Я тебя сейчас!.. — Зашипев, Рой тоже накинулся на пленника. В руке толстяка блеснул кинжал.
— Хватаем его за ноги и выкидываем за черту!
— Бросьте его! — Рядом появился гном. — Не он! Только не он!
Акан поднял искаженное в гримасе злобы лицо.
— Не мешай, гном!
— Нет! Жертва идет по собственной воле! Или все зря!
Мы забыли про имперца.
По своей воле? На небольшой пятачок, где еще бились живые сердца, легло безмолвие. Что делать? Кто пойдет? Сам!
Духи мертвых снова у линии на песке, их десятки, они тянут руки и смотрят глазницами, в которых ночь и пустота.
— Нойе!
Сияющее кольцо снова очистило берег от призраков.
— Последний шанс, — произнес гном.
— Иду я! Дома все одно не объяснить, почему вождь вернулся без своих людей. Если бы выжил…
Не обращая внимания на боль в раненой руке, Манрок вытащил из ножен кривой орочий меч. В другой, здоровой, появился нож.
— С оружием можно?
— Ступай, — сказал гном.
Мы молча смотрели на вождя: сейчас он умрет ради нас. Что ему сказать? Слова пусты. Он и сам не ждет никаких слов.
— Хочу благословить тебя, — негромко сказал Велдон.
— Я уже говорил, что Бог Отец и Бог Сын — не мои боги. — Орк сделал первый шаг к призракам.
— Но я молился над телами твоих воинов! — не сдавался монах.
— Мертвым это безразлично, — не оборачиваясь, орк направился навстречу смерти, — а я покуда жив, и мне не все равно.
Когда до черты остался один фут, Манрок все-таки посмотрел на нас.
— Прощайте!
Раскинул широко руки и шагнул вперед с открытой грудью.
Десятки фантомов закружились вокруг замершего орка.
— Я иду! — закричал орк.
Призраки один за другим врезались в Манрока, проходя сквозь него, как ножи, раня. Но он держался на ногах. Шатался и стоял. Песок возле орка окрасился кровью.
Задрав лицо к небу, орк снова крикнул:
— Иду!
Затем упал. Не шевелится.
Все стихло. Нет ни одного призрака. Вокруг нас лишь ночь, равнина у Гнилого водопада спит. Шумит Черная речка.
Мы попа́дали наземь, кто где был, и безмолвно сидели, не в силах отвести взоры от погибшего Морока.
Как непривычно спокойна и умиротворенна ночь!
— Барамуд! — нарушил безмолвие Рой. — Тебе придется многое объяснить.
— Завтра, — сумрачно ответил гном. — С рассветом.
— Молитесь! — призвал Велдон.
И мы молились, кто как мог. За Манрока и за нас. Мы не сомкнули глаз и увидели рассвет…
— Сюда! Мне нужна помощь!
Это звал отец Томас. Ричард Тейвил проснулся. Он стонал, его тело изогнулось дугой.
Глава 7
Меньшее зло
Генрих фон Геринген упал на колени, где стоял. Согнул спину и, уткнувшись лицом в побуревший мох, с тихим стоном, обессиленный, завалился на бок. Я заметил его взгляд, брошенный в нашу сторону. Полный ненависти и лютой злобы.
Мы менялись, а он нес носилки с Ричардом Тейвилом постоянно. Решили вчера не убивать имперца — пусть пока поработает носильщиком, все одно лейтенанта на руках тащим.
Второй день как покинули Гнилой водопад. С рассветом, после ночи, когда Манрок отдал за нас свою жизнь, Тейвилу было очень плохо. Он изгибался, рычал и бормотал что-то неразборчивое, иногда кричал. В Ричарда словно бы вселился нечистый дух, и, вероятно, так оно и было. Потому что после экзорцизма отца Томаса лейтенант умиротворился. Впал в беспамятство, горел в лихорадке, но больше не казалось, что он вот-вот превратится в нежить.
Предать земле упокоенных орков и их вождя наш наполовину поредевший отряд не мог. Не было ни сил, ни инструментов, дабы вгрызться в каменистый берег. Тела отдали быстрой воде.
Затем переправились через Черную речку. Меж двух орочьих рогатин натянули плащ — получились носилки для лейтенанта. Порой Тейвил приходил в себя, в его глазах появлялось осмысленное выражение, а жар отступал. Такое длилось от часа до двух, и после арнийцем вновь овладевало забытье. Инквизитор качал головой — шансов у Тейвила нет, — но мы не бросали его.
А еще был разговор с гномом. Мы, то есть я и Рой, требовали объяснений магии эльфа. Барамуд посоветовал спросить об этом напрямую у Крика да прорычал, чтоб от него отвалили. Мы были слишком измотаны, чтобы начать перепалку, и поэтому утерлись. Черт с ними, гномом и эльфом, у каждого свои секреты.
Шли вдоль Тарты, пока без приключений. Первая ночь после Аннон Гвендаре выдалась спокойной и без сюрпризов. К полудню второго дня остановились на привал. На большой поляне в двух сотнях шагов от воды. Сперва расположились на берегу, но вернувшийся с разведки эльф знаками сообщил Барамуду, что есть местечко попригляднее. И впрямь, в окружении высоких елей безветренно, тихо. Не то что у широкой Тарты.
Перворожденный кинул Герингену соленого мяса. Бросил на землю, как собаке. До сих пор пленника не кормили, лишь поили немного, чтоб не издох раньше времени.
— Воды… — хрипло, пересохшими губами произнес пленник. — Дай воды…
Крик улыбнулся. Я уже знал, что за этим последует. Отвинтив крышку, эльф поднял над Герингеном флягу и слегка опрокинул ее. Так, чтобы вниз падала тонкая серебристая струйка.
Полковник задрал голову, жадно ловя ртом воду, а эльф двигал флягой из стороны в строну. Так, чтобы пленник тянулся за его движениями, теряя большую часть воды. Омерзительное зрелище, но эльфу нравится, он довольно улыбается. Ушастый ублюдок! Перворожденный получал истинное удовольствие, когда лицезрел мучения людей; и еще — когда убивал нас.
Томас Велдон сел на корточки перед носилками, поднял веко Ричарда, затем приподнял верхнюю губу. Инквизитор помотал головой и, поднявшись, произнес:
— Тейвилу быть человеком от силы до завтрашнего дня, и лучше бы нам не находиться рядом, когда он обратится.
— Так плохо? — спросил я.
— Смотри сам. —
