— И нужна тебе эта пустота здесь?
— А есть ли у меня право жить после всего, что я натворила?! — снова обращаюсь к ним, уже не видя за собой никого. — …куда вы пропали? Мам? Пап?
— У тебя есть это право, дочка. Право на счастье… — в глаза бьет молния, а в ушах стоит аппаратный писк. Такое ощущение, что это подобие мира рушится на бетонные глыбы, готовые упасть на голову в любую секунду.
— Да где же вы? — закрываю уши руками и щурюсь, чтобы найти хоть кого-то в этом ослепляющем небытии. Снова окутывает паника. Снова она нашла меня, как бы далеко я ни убегала.
— Смерть — это не решение всех проблем. Наша девочка сильнее всего!
— Но я люблю вас и не хочу уходить! — кричу в бездну, бегу по трещине, по которой на тысячи частей распадается мой новый мир; руки — в собственной крови, ноги — уже как вата.
— Мы любим тебя больше, чем ты себя, — и от этого больно.
Я не хотела причинять им боль.
Я окончательно запуталась.
— Я люблю тебя, Гермиона, очнись же, умоляю!
Если я не успела умереть, то погибнешь ты, Беллатриса. Я клянусь.
========== Глава 7. ==========
Комментарий к Глава 7.
Да, настал день, когда автор возвращается к писанине. Чем ближе сессия, тем больше мое рвение поддерживать Гермиону темными и томными ночами за очередной главой.
ПБ - всегда ваша. Комментарии - всегда желанные.
В моей жизни было много вещей, которых я не хотела допускать, — и жить с ними приходилось. В одно время мне казалось, что все произошедшее без моего на то желания, — всего лишь мелкая перипетия, которая разрешится сама по себе при первой же возможности. Я считала это уроком судьбы — никак не ее ошибкой.
А вот все свои ошибки — было их, к слову, не так уж и много — я удачно списывала со счетов, веря в силу чего-то вечного и недосягаемого.
Недосягаемой для меня стала и смерть как квинтэссенция провидения и моей безалаберности.
Когда мне исполнилось семь, отец на свой страх и риск купил огромный кремовый торт — вредный до безумия и вкусный до того самого приступа ничем не спровоцированного счастья. Мама не ругала папу за опрометчивость, она не ругала даже меня, когда я, считая, что за мной никто не наблюдает, все же осмелилась попробовать его одним пальчиком.
Видимо, настолько я была впечатлена содержанием сахара в этом квадратном гиганте, что не смогла сдержать очередной магический всплеск.
Торт разлетелся на мелкие кусочки, заляпав весь стол. Я плакала, а родители смеялись. Мол, ничего страшного, крошка. Это не твоя вина. Все в порядке.
Сейчас мне уже никто не скажет, что все в порядке. Потому что здесь, за черной пеленой и без того незримого мира, чувствуя дикую тяжесть на сердце и жжение на порезанных руках, я прихожу в себя, понимая, что все это — моя ошибка. Ошибка, за которую больше никто не ручается.
Девчонка, которая умудрилась испортить все собственной смертью. Мое новое звание. Не такое броское, как у Гарри, но тем не менее.
Это не чертов торт, Гермиона. И склеить жизнь, словно заново обмазать бисквитные слои порцией шоколадного крема, не лучшая идея. Это невозможно. Как и все остальное.
Хочешь совет, моя дорогая? Перестань делать то, за что будешь себя ненавидеть. Думай прежде, чем в твоих руках окажется маховик времени. Оценивай риски с той же трезвостью, которой обладала раньше. До войны.
Войнавойнавойна.
Она заставила меня сойти с ума: бояться собственной тени, шепота, стука в дверь. И Беллатрисы.
Война поставила меня перед фактом, запретив мыслить самостоятельно. Так почему я выбрала путь наименьшего сопротивления? Чтобы не бояться? Чтобы не мучиться?
— Чтобы что, грязнокровка? — в ушах раздается наглый смех Джонси, и я уже вижу ее надменный образ перед собой. В этой одинаковой и ни на что не похожей тьме, где я шагаю прямо наобум, она курит свои сигареты, опираясь на чью-то больничную постель. Я едва различаю силуэты других людей, их голоса, чей-то тонкий плач.
Только она. Неколебимая и такая властная. Всегда одетая во все черное и броское, будто в ее жизни нескончаемые похороны сменяются зажигательным бурлеском.
Я подхожу ближе, заглядывая в эти зеленоватые глаза, страшась их больше всего на свете и ненавидя одновременно.
— Ты такая нетерпеливая девчонка, — шепчет она, словно уверенная в том, что никто и никогда не сможет услышать ее слова. Словно она чувствует мое присутствие, делает больнее в разы, плюет в душу, зная — я захочу вернуться и набить ее смазливое личико кулаками. Захочу еще сильнее, когда ее актерское мастерство превзойдет все мои ожидания, и женщина, повернувшись к остальным своим лицом, сотрет непрошенную слезу с бледной щеки.
Эта женщина напоминает мне ее всем, чем только возможно. На грани реальности и сна, окутывающих мое больное сознание, Джонси почему-то обладает тем же темным свечением, что и та самая, изуродовавшая мою руку, а за ней и жизнь.
Сейчас, стоя здесь, где не знаю сама, я так хочу вернуться — убедиться в одной большой лжи и открыть череду старых колючих тайн.
И ведь не могу. Этот — теперь уже — факт был проверен в ту же секунду, когда я отважилась убить себя, идя наперекор всему, построенному годами: ценностям, убеждениям и вере.
До чего же ничтожна. Зверь, загнавший себя в клетку.
В темных тонах этого пространства находится еще большая тьма: она играет нашими жизнями так, будто имеет на это истинное право.
В этом же мраке безумия — у самой палаты с небольшим окошком — танцуют солнечные зайчики и пахнет медовой настойкой.
Я обхожу своих друзей с другой стороны, все еще стараясь держать ситуацию под контролем. Сейчас мой максимум — это не забыться и прийти к осознанию своей правоты.
Обманщица, каких свет не видывал. Я осеклась. В чем же я действительно права?
Раны на запястьях будто бы пронзают тонкие иголки — до этих пор я не обращала внимания (точнее, лишь старалась) на остановленное кровоизлияние и тошнотворные сухие порезы, обращенные нараспашку к этому черствому миру, что довел Гермиону Грейнджер до самоистребления.
Да, как животное, смысл жизни которого перестал играть какую-то роль.
А в чем твой смысл жизни, Гермиона?
Позволь еще спросить, в чем смысл твоей смерти?
Я выкидываю из головы тысячи вопросов, пытаясь заправить прядку огненных волос Джинни за ее милое ушко. На ее раскрасневшихся щеках веснушки мелкими планетами взрываются в пределах даже чужих атмосфер, отчего лицо выглядит немного смуглее. Тем не менее, природной бледности ей не занимать. Да
