Эвелина не первая, кто пытается найти птицу Феникс. Скорее всего, не она и последняя. Сколько их было до нее, тех, кто умудрялся отыскать Соловья и пасть перед ним на колени, моля хотя бы подсказать, куда он запрятал чудо-птицу? Вряд ли много, ведь это не так-то просто, но с другой стороны она для него – всего лишь одна из сумасшедших авантюристок в погоне за вечной жизнью.
– В общем… – Соловей то и дело посматривает на циферблат размером со спелый арбуз над головой у Эвелины, – …бывай, короче. Спасибо за ментов, но я, конечно бы, и сам справился. И, это, впредь держись подальше от Божедомки: таким девушкам, как ты, там нечего делать.
Он разворачивается и уходит в том направлении, откуда они только что пришли. Вряд ли возвращается в общежитие, но все же. В сердцах Эвелина смачно плюет вслед чертовому отпрыску.
– Ну и катись! – орет она во всю глотку, зная, что он услышал бы даже ее шепот. – Все равно ты здесь никому не нужен! И дома не нужен, ясно?! Ты здесь никто! Обычный ворюга, который легко зарежет случайного прохожего, но не сможет пройти мимо брошенного котенка!
Она бьет по самому больному, но Соловей не оборачивается. Идет вперед быстрым уверенным шагом, руки в карманах, шея втянута в плечи, якобы чтобы согреться.
На губах скапливается сладко-соленая влага. Не сразу Эвелина понимает, что это слезы, потому что не только забыла, каковы они на вкус, но и что может плакать. Чем сильнее она давит на Соловья, тем почему-то больнее самой.
Прежде чем раствориться в ночи, мужчина резко останавливается и оглядывается на Эвелину через плечо. Видит ее, хлюпающую носом и растекшуюся маленькой серой лужицей по асфальту, и только тогда, довольно кивнув самому себе, исчезает.
Эвелина знает его меньше дня, но уже ненавидит. Приятные прежде черты вдруг кажутся грубыми и угловатыми. Хмурость, которая раньше смешила, сейчас в воспоминаниях вызывает лишь раздражение. Микронедостатки разрастаются вширь и ввысь, превращаясь в тяжелый пистолет, курок которого спускается сам, по воле случая.
Вердикт выносится моментально, без попыток выслушать адвоката и здравый смысл. Приговор – смертная казнь.
На этот раз Эвелину трясет не от холода – от злости.
– Ты под мою дудочку еще попляшешь, шут гороховый.
Разворачивается и уходит в темноту.
· 6 ·
Жена без мужа – всего хуже
Февраль, 2011Автобус опаздывает на полчаса. В обычное время это всего лишь маленькое неудобство, но в минус двадцать три – такое себе удовольствие. Особенно не везет тем, кто одевается не по погоде, а по моде. Капроновые колготки вместо шерстяных рейтузов, пальто вместо пуховика, вместо шапки – невидимый знак «ДУРА» мигающим шрифтом. Вера как раз из их числа.
Ног она не чувствует давно, но может, это и к лучшему: не чувствовать ничего – гораздо лучше, чем чувствовать холод. Слава богу, хоть перчатки не забыла, а то «Скорая» бы за ней уже выехала. Или снять-таки перчатки? Лучше «Скорая», чем ждать автобуса.
В Дроздовке жить, в общем-то, неплохо. Свежий воздух, свой огород, Москва вроде бы недалеко. Но вот в такие моменты кажется, что они не просто отрезаны от цивилизованного мира – отпилены, заброшены на необитаемый остров и вот уже третью неделю ждут спасательный вертолет.
Кто-то из стоящих на остановке чертыхается, пытаясь, по всей видимости, набрать такси. У Веры нет лишних денег, чтобы доехать до станции на машине, поэтому она просто плотнее сжимает зубы и продолжает гипнотизировать линию горизонта. Еще и сумка, как назло, тяжелее обычного, потому что молодой начальник взвалил на нее всю бумажную работу. В конце концов, она ведь не младший юрист, а всего лишь секретарша без высшего образования.
Когда автобус наконец подъезжает к остановке, то у ждущих вырывается смешанный вздох облегчения и разочарования, потому что вроде как одни муки закончились, но начинаются совсем другие. Шпротам в консервной банке и то просторней, чем пассажирам в рейсовом автобусе номер двести один.
С боем заплатив за проезд, Вера всем телом прижимается к поручню, будто старается вживиться в него, стать с ним единым целым, потому что если в этой ситуации останешься человеком, то довольно быстро будешь раздавлен.
По другую сторону поручня на Веру дышит крупный мужчина. Он не толстый, и пахнет от него довольно приятно, но в целом его размеры скорее пугают, нежели успокаивают. Его черная пуховая куртка расстегнута на груди; под ней – простая белая футболка, от одного взгляда на которую становится холодно.
– Замерзли?
Вера сначала не понимает, что это к ней обращаются. Поднимает голову, рассеянно оглядывается и затем переспрашивает:
– Простите?
Мужчина сочувственно поджимает губы.
– Я говорю, замерзли?
«Он познакомиться, что ли, хочет?» – думает Вера, но предположение тут же кажется смешным. Ну какой здравомыслящий мужик подкатит к барышне с красным, как свекла, носом и, к тому же, без шапки?
– Не-е-ет, – неестественно бодро отвечает Вера, так, что сразу становится понятно: она очередная жертва фальшивых обещаний самому себе. «Хватит ли нам дожить до зарплаты?» – «Да-а-а!» – «Толстые ли мы для этого купальника?» – «Не-е-ет!» – «Выдаст ли босс премию в этом месяце?» – «Непременно!»
– Если что, у меня есть шарф.
Словно фокусник, незнакомец проворно залезает в полупустой рюкзак и выуживает оттуда вязаный шарф, но, замечает сразу Вера, не ручной вязки, а магазинный. Это дает определенную надежду.
– Спасибо большое.
В плотной толпе вытянуть руки больше, чем на три сантиметра, является трюком опасным для жизни, поэтому Вера терпит поражение, даже не коснувшись шарфа.
– Сейчас, подождите. – Мужчина чуть наклоняется вперед и аккуратно, будто ребенку, повязывает шерстяное изделие Вере на шею. Разве что бант не соорудил.
Смущенная Вера красная уже не от мороза, а от смущения, потому что в салоне внезапно становится очень жарко, и даже шарф уже как-то не нужен, но говорить об этом немного стеснительно.
На долю секунды их взгляды пересекаются, и Вера тонет в этих теплых глазах. Романтичным внезапно становится все: переполненный автобус, где каждый вдох отзывается болью в грудной клетке, тяжелая сумка и даже холод, как говорит Катька, собачий. Каждая кочка на никогда не ремонтированной дороге будто подталкивает двух незнакомцев друг к другу все ближе и ближе.
К концу пути Вера с ужасом и одновременным наслаждением осознает, что прижата к мужчине ближе, чем того требует кодекс автобусного этикета, даже с учетом того, что полуразвалившийся «Икарус» сейчас вмещает в себя пассажиров как минимум в два раза больше положенного.
От тела владельца шарфа идет тепло, прямо как от печки. Вера вспоминает жар от только что раскочегаренной голландки; как зимними вечерами приятно ложиться недалеко от
