Прекрасно понимая его игру, Маринетт закатила глаза, однако продолжала улыбаться.
— О, может, ты хочешь попробовать кусочек? — продолжил Адриан с лукавой ухмылкой, достойной Черного Кота, проводя гофром в нескольких сантиметрах от носа Маринетт.
— Котенок… — вздохнула она. — Я… Да, мне бы очень хотелось. Но полагаю, это будет не так просто? — она одарила его осторожным взглядом.
— Как ты жестока! — воскликнул Адриан, драматично прижав ладонь к груди. — Будто это похоже на меня — доводить тебя до исступления, — он покачал головой, состроил задумчивую мину, а потом подмигнул ей. — Предлагаю поцелуй за половину того, что у меня осталось от гофра. Что скажешь?
— Кажется мне честной сделкой, — со смехом ответила Маринетт и протянула к Адриану руку, чтобы медленно провести по его щеке костяшками пальцев.
Адриан положил остатки гофра на край скамейки, накрыв их бумажной салфеткой, и наклонился к Маринетт. Осторожно провел пальцами по ее волосам, играя с темными прядями, касающимися ее плеч и создающими очаровательный контраст с бледностью ее кожи. Он наклонился еще немного, оставив легкий поцелуй на ее предплечье, а потом выпрямился, чтобы едва коснуться губами скулы, прежде чем захватить ее губы.
Их поцелуй был сладким — с привкусом клубники и шоколада, которые еще остались на их языках, переплетающихся в идеальной гармонии. Они оторвались друг от друга, только когда легкие взмолились о пощаде, отчаянно требуя воздуха. Маринетт скользнула пальцами по затылку Адриана и, как только они восстановили дыхание, притянула его к себе, чтобы поцеловать снова — еще и еще. Положив ладони на ее талию, Адриан с удовольствием жарко отвечал на ее поцелуи.
Только двадцать минут спустя они вдруг вспомнили о несчастном кусочке гофра, позабытом на краю скамейки. Они поделили его пополам и, отведав свою часть, спокойно возобновили прогулку до тех пор, когда Адриан проводил Маринетт до дома.
Половина дня прошла с невероятной скоростью, и ни тот, ни другой не имели желания расставаться, но настало время закачивать свидание. Они обменялись еще несколькими сладкими поцелуями и нежными словами, пока ждали шофера Адриана. Когда машина появилась, они расстались не без грусти, но и с удовлетворением от чудесного проведенного времени.
Выполняя обещание Маринетт, на следующий день Адриан пошел к Хлое, чтобы попытаться убедить ее, что она всё выдумала насчет Маринетт и природы их отношений.
Это заняло больше времени, чем хотелось бы, поскольку Хлоя крайне неохотно соглашалась бороться с инстинктом собственницы. То, что он теперь встречается с Маринетт, она восприняла как личное предательство, будто Адриан был ее собственностью и его только что подло у нее украли.
Однако если не считать этого нервирующего впечатления, она, похоже, искренне тревожилась за него. Конечно, она не сказала этого прямо. Хлоя была для этого слишком горда.
— Ты слишком, слишком милый для твоего же собственного блага, Адриан. И потом, понимаешь, ты совершенно ничего не знаешь о людях, и это приводит в отчаяние. Для тебя было бы гораздо лучше, если бы ты встречался с людьми своего круга, — заметила Хлоя с поразительной неспособностью сделать комплимент, чтобы попутно не отпустить язвительное замечание.
Адриан сдержал вздох. Он пришел сюда не для того, чтобы спорить с Хлоей насчет бесконечной истории с социальным кругом. Вместо этого он, широко улыбнувшись, слегка наклонился к ней.
— Благодарю за беспокойство обо мне, ты настоящий друг, — ответил он, посмотрев ей прямо в глаза. — Но всё хорошо, уверяю тебя.
Глаза Хлои слегка расширились от удивления, потом она тихонько фыркнула — ей хотелось сделать это презрительно, но Адриан не обманулся. Под своим толстым панцирем Хлоя была тронута признанием дружбы.
— Я не беспокоюсь, хочу тебе заметить. Просто наши отцы хорошо знают друг друга, и будет ужасно неудобно, если твое имя свяжут со скандалом. Не хватало еще, чтобы это отразилось на моей семье, — ответила она, ошеломительно быстро вернув себе самообладание.
Разговор снова перешел на Маринетт, и Адриана в который раз поразила враждебность Хлои. Он знал, что девушки никогда не были подругами, но изменение в личной жизни Адриана, похоже, вызвало у Хлои новую волну антипатии к Маринетт. Даже если она согласилась поверить Адриану в том, что за их внезапным сближением не скрывается ничего нездорового, она отказывалась верить Маринетт, заверяя, что та хочет только воспользоваться им, его богатством и привилегированным положением в мире моды.
— Ради тебя я согласна предоставить ей презумпцию невиновности, — наконец, после долгих споров уступила Хлоя. — Но если она совершит малейшую ошибку, если она ранит тебя, знай: я ей этого не спущу.
Адриан невольно вздрогнул при виде ее сверкающего взгляда и нервно провел ладонью по волосам. Вероятно, на большее нельзя было и надеяться. Но, по крайней мере, ему удалось убедить Хлою, что нет смысла пытаться раскопать темные тайны о его связи с Маринетт — и то хлеб.
Следующие дни проходили словно во сне, и даже нападения не нарушали мирные будни Адриана и Маринетт. Всего одна единственная жертва Бражника напомнила им о тяжелых обязанностях и не менее тяжелой тайне двойной жизни. В течение этих чудесных дней они могли побыть лишь влюбленными школьниками, пользующимися каждым проведенным вместе мгновением.
Они понемногу заново узнавали друг друга, привыкая к едва уловимым вкраплениям их альтер эго в поведении. Как будто раскрытие личностей, наконец, подарило им свободу полностью быть собой, и когда они были вместе, их двойные личности понемногу смешивались. Адриан с восторгом открывал уверенную в себе, дерзкую Маринетт, а она видела, как он с каждым днем всё больше раскрывается, позволяя себе выйти из роли идеального мальчика. Он легко смеялся, с удовольствием дразнил ее и наслаждался каламбурами, один абсурдней другого.
Эти чудесные моменты, проводимые вместе, перемежались поцелуями в тени коридоров — то легкими, как перышко, то такими глубокими, что перехватывало дыхание и сердце готово было взорваться. В такие моменты все чувства казались обнаженными, словно каждое ощущение резко усиливалось. Стоило лишь вдохнуть запах друг друга, как они немедленно погружались в ощущение опьянения. Кожа становилась такой чувствительной, что малейшее прикосновение тут же пускало электрический разряд по позвоночнику, заставляя дрожать всем существом. Вкус губ завораживал, только усиливая желание обмениваться жаркими поцелуями.
Восхитительно пьянящие и затягивающие ощущения, которые, казалось, никогда не надоедят.
Увы, эти идиллические мгновения были грубо нарушены дюжину дней спустя, когда пронзительный крик разорвал воздух, словно лезвие, разрезающее легкую ткань.
Бражник снова нанес удар.
========== Глава 9 ==========
Когда раздался крик, Адриан был не с Маринетт, и, трансформировавшись, он первым прибыл на место атаки. Подпрыгнув с помощью раздвижного жезла, он уселся на крыше
