Он полностью был в ее власти, и она знала это.
Ледибаг наслаждалась каждым мгновением, восхищенно отмечая эффект, производимый на напарника. Это было пьянящее ощущение — чувствовать, как он дрожит под ее пальцами, когда она нежно проходилась ладонями по его коже; слышать, как он испускает легкие вздохи, когда она наслаждалась его губами; отмечать, как удары его пульса с каждым мгновением становятся сильнее и быстрее.
Ледибаг оторвалась от его губ, только чтобы провести линию горячих поцелуев по челюсти — медленно и методично, с трудом сдерживая удовлетворенную улыбку, чувствуя, как Адриан вздрагивает каждый раз, когда она прикасается к нему. Его кожа была необычно нежной, почти как шелк. От нее исходил запах средства для снятия грима, смешивавшийся со знакомым ароматом его одеколона, подтверждая, что это ощущение шелковистости было следствием ухода, который он перенес для последней фотосессии.
Продолжая свои нежные исследования, Ледибаг оставила лицо Адриана, чтобы осторожно прикусить мочку уха, вырвав у него глухое ворчание. И с удовольствием почувствовала, как он конвульсивно стиснул руки на ее талии, почти пошатнувшись от этой неожиданной ласки.
Забыв, что стоял прямо возле кровати, Адриан машинально отступил на шаг, пытаясь найти устойчивое положение. Реальность резко напомнила о себе, когда он наткнулся на матрас и, потеряв равновесие, упал на спину, потянув за собой Ледибаг.
За удивлением от неожиданного падения последовало короткое мгновение паники, когда Адриан внезапно осознал, что, ни больше ни меньше, как увлек за собой девушку в кровать. Более того, над Парижем постепенно спускалась ночь, погрузившая спальню в полумрак, который рассеивался лишь приглушенным светом лампы на ночном столике и серебристым светом луны. А означенная девушка одета лишь в облегающий костюм, который не особенно скрывал ее изгибы.
Адриан в ужасе поспешно вскинул руки, боясь, что они нечаянно окажутся там, где им нечего делать.
Легкий смех, сорвавшийся с губ Ледибаг, успокоил его — она теперь лежала на нем, уткнувшись лицом в плечо. Ее теплое дыхание ласкало его шею, когда она повернула к нему голову, а потом приподнялась, опираясь на его грудь.
Адриан тут же воспользовался возможностью, чтобы положить ладонь ей на затылок, зарывшись пальцами в темные волосы, и притянуть к себе, чтобы жарко поцеловать. Он едва расслышал тихое удивленное восклицание, немедленно заглушенное, когда он завладел ее ртом.
Самоконтроль Ледибаг сразу же покинул ее, последние остатки великолепного самообладания, которое она демонстрировала до сих пор, растворились в пылких поцелуях Адриана. Мгновение она смотрела в его зеленые глаза, после чего опустила веки, чтобы отдаться иным чувствам. Вдыхая запах его кожи, наслаждаясь вкусом его теплых влажных губ, отчетливо слыша каждый приглушенный вздох, который срывался с его губ.
Они едва успевали вдохнуть воздух в лихорадочном стремлении целоваться, задыхаясь, пока легкие не требовали пощады, заставляя их дышать, а потом снова обменивались жаркими поцелуями. Их сердца теперь бились в унисон с такой силой, чтобы они уже не в состоянии были отличить собственный пульс от пульса напарника.
Наконец, Ледибаг немного отстранилась, машинально проведя языком по измученным губам. Ее охватило приятное ощущение головокружения, она задыхалась, а щеки покраснели от возбуждения. Казалось, будто поверхность ее кожи воспламенилась, до такой степени прикосновение губ Адриана заставляло гореть всё тело.
— Мне надо идти, — хрипло произнесла Ледибаг, отчаянно пытаясь вернуть себе присутствие духа посреди шторма ощущений. — Мои родители… Могут заметить мое отсутствие…
Растрепанный Адриан тоже казался слегка оглушенным, его глаза скользили по лицу Ледибаг, задерживаясь по очереди на ее скулах, носе, губах… Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, пока он с трудом наполнял легкие воздухом, и он был не способен произнести ни слова.
— Завтра… — наконец, сумел он выговорить, проведя пальцами по темным прядям Ледибаг.
Она слегка поднялась на локтях, чтобы освободить Адриана от своего веса, который придавливал его, мешая восстановить дыхание.
— Завтра после обеда, — снова начал он, его голос прерывался, поскольку ему не удавалось замедлить дыхание. — У меня… еще одна фотосессия. Но фотограф — мой друг. Если… если хочешь, можешь прийти поприсутствовать.
Ледибаг буквально засияла, ее губы изогнулись в солнечной улыбке, а глаза сверкали от радости.
— Буду счастлива, мой Котенок, — прошептала она. — Я приду.
Она оставила на губах Адриана воздушный поцелуй и, отстранившись, запрыгнула на подоконник. Обернувшись, она послала ему последний привет, забросила в воздух йо-йо и исчезла в ночи, оставив Адриана задыхающимся, оглушенным, но счастливее, чем когда-либо за последние дни.
Когда на следующий день Маринетт прибыла на место, фотосессия уже началась. Благодаря слегка сумасшедшей привязанности, которую она прежде испытывала к Адриану, у нее уже была возможность наблюдать, как он работает моделью. Но сейчас она впервые была официально приглашена посмотреть на него, вместо того чтобы будто бы случайно оказаться поблизости.
Адриан уже работал, послушно выполняя инструкции фотографа. Заметив Маринетт, он заговорщицки подмигнул ей и продолжил позировать с непринужденностью и профессионализмом, выдающими годы опыта.
Как каждый раз, когда она видела его в роли модели, Маринетт была покорена. Его жесты были невероятно точными, движения — полны кошачьей грации, не ускользнувшей от нее. Адриан теперь менял позы с впечатляющей скоростью, стараясь каждый раз принимать разные выражения и положения, чтобы предоставить наибольший выбор для фотографий, которые будут затем отобраны для рекламной кампании его отца.
В одно мгновение его взгляд становился невероятно пронзительным, фокусируясь на объективе так, словно он хотел пронзить его взглядом. В следующее мгновение его глаза становились мечтательными, направляясь в точку за фотоаппаратом, но по-прежнему сохраняя крайнюю интенсивность. Целая гамма выражений сменяла друг друга, и наблюдать за ней было для Маринетт настоящим наслаждением.
Зрелище тем более завораживало, что теперь она знала, что Адриан — тот, кто прячется под маской Черного Кота. В некоторых его позах она замечала мимику его альтер эго. Вызывающая манера приподнимать бровь. Ухмылка удовлетворения. Лукавый блеск в зеленых глазах…
Маринетт задумалась, понимает ли он, что таким образом приоткрывает Черного Кота. И зная его, предположила, что это вполне вероятно. Он любил играть с границами, а кроме того должен был оценить иронию ситуации: призвать свое альтер эго, влюбленное в свободу, ради той работы, которая являлась синонимом тяжелых отцовских требований.
Маринетт была так поглощена лицом и позами Адриана, что ей понадобилось некоторое время, чтобы понять: она не только получила удовольствие наблюдать за ним в действии, но и увидеть на закрытом показе часть новой коллекции Габриэля Агреста.
Ее сердце будущего дизайнера заколотилось от волнения. Конечно, Адриан будто вдыхал жизнь в одежду — с такой грацией и элегантностью он ее носил, — но эта
