Неужели Ширяева до такой степени щепетильная в вопросах мести? — недоумевал Маргелов. Вот сейчас — именно сейчас нет никакого смысла точно копировать деяния друг друга: ты сделал так — и я отвечу тем же.
Чем дольше думал следователь, тем курьезнее находил ситуацию, не говоря уже о той сцене, которая может быть разыграна в офисе Курлычкина, — во всяком случае, Валентина полностью готова отыграть последний акт. Да, именно курьезная ситуация не без примеси безумства, безответственности и наплевательства на собственную жизнь.
Нельзя так, необходимо успокоиться, подождать. Пусть пройдет хоть немного времени, и взгляды станут помягче. Но Валентина намеренно не дает себе передышки, предчувствует, что действительно может пересмотреть свои взгляды.
"Это болезнь, — шутливо подумал Маргелов, — либо спинного ствола с пучками нервов, либо коры головного мозга".
Вот сейчас он должен дать ей ответ. Не согласится помочь ей, будет мучиться (спрашивается, за что?), согласится — значит, благословит ее на верную гибель. Выбирай — осторожно, но выбирай.
Маргелов искал выход, но не находил его. Еще немного (Валентина в нетерпении посматривает на часы) и она, презрительно оглядев его, бросит свое последнее "прощай".
Дурацкая ситуация, ни лучше, ни хуже не придумаешь. Если бы кто-то рассказал Маргелову, что он окажется в таком вот дерьме, ни за что бы не поверил. Кто-то другой — понятно, за другого можно и удивиться, и попереживать издали.
— Так что ты решил?
— А?.. Ничего, я думаю.
— Думай быстрее, Вася, у меня нет времени. — Валентина сняла телефонную трубку, палец держала на клавише, готовая отпустить и набрать номер.
— Скажешь, где ты держишь Максима?
— Скажу. Только после встречи с Курлычкиным. А то ты, думая, что спасаешь меня, привезешь Макса родному папочке. Вот тогда мне точно несдобровать. Пока Максим сидит в погребе, я в относительной безопасности. Так что ты решил? — повторила она. — Поможешь?
Не глядя на женщину, Маргелов, отказываясь, покачал головой.
Ширяева не мешкая ни секунды положила трубку на место.
Следователь даже успел подумать, как же ему полегчало. Даже ощутил легкую испарину, выступившую на лбу. Но удивился: как-то подозрительно быстро сдалась Валентина. Удивление быстро сменилось подозрением.
Отвечая на немой вопрос, Ширяева ответила:
— Я не дам этому сукину сыну времени для передышки. Я позвоню ему из вестибюля его же офиса. Я буду долбить его, пока он не сдохнет.
Не глядя на следователя, Валентина вышла из кабинета. Маргелов едва переборол желание кинуться вслед, чтобы вернуть оружие.
Он снял трубку телефона и некоторое время держал ее, ощущая тепло от рук женщины. Стараниями Валентины все в этом деле оказалось до того запутанным, что в пору прибегнуть не к здравому смыслу, а напрямую обратиться к инстинкту. Что интересно: похоже, Валентина избрала именно этот путь. Курлычкин наверняка поступит сообразно своему чутью хищника. Еще немного, и сам Маргелов, подвывая, сотворит что-нибудь нечеловеческое.
48
— Могу я услышать голос Курлычкина?
Секретарь Надежда Ломакина недовольно поморщилась, подумав, что воспитанных людей становится все меньше: звонившая даже не поздоровалась. Хотя звонит не в баню, а в солидную организацию. В основном абоненты, выходившие на связь с приемной Станислава Сергеевича Курлычкина, как и положено, представлялись.
— Здравствуйте, — секретарь постаралась, чтобы ее голос прозвучал наставительно. — Разрешите узнать, кто его спрашивает.
— Из Октябрьского народного суда.
Просто из суда. Некто без имени, отчества и фамилии. Бордель какой-то. Наверняка на связи безграмотная судейская секретарша. Ломакина даже представила себе крысиную мордочку абонента с подвижным носом и водянистыми глазами.
— Извините, вы можете конкретнее…
Ширяева перебила секретаря на полуслове, в свою очередь подумав, что эта представительская волокита выглядит довольно смешно: упырь, переодетый в цивильный костюм, играет на глазах всего города в делового человека. Игра серьезная, можно запросто вернуться в сырую и темную гробницу. Однако справедливо подумала, что девочка, сидящая на телефоне, тут совсем ни при чем. От этого резкий вначале голос Валентины смягчился.
— Передайте ему… что с ним желает поговорить судья. Этого достаточно.
— Подождите, пожалуйста, я узнаю, на месте ли Станислав Сергеевич.
Господи, вздохнула Ширяева, наверное, Курлычкин обделен возможностью получать свежие новости: замусоленные длинноногими девочками-секретаршами, они доходят до него в последнюю очередь.
В трубке раздался сочный баритон:
— Да.
— Здорово, подонок! — услышал Курлычкин. — Не боишься, что тебя подслушивает секретарша?
— А ты не боишься? — Хозяин кабинета заиграл желваками. Он позавидовал министрам, которые, приезжая в "горячие" точки страны, переодеваются в камуфляж и их вид соответствует обстановке. С одной стороны, это говорит о серьезности намерений, с другой, о солидарности к тем, чьими гостями они являются в данное время, и так далее. Если проще — полный контакт и взаимное уважение. Но не в целях безопасности они влезают в камуфляж. Как говорится, "встречают по прикиду, а провожают по понятиям".
И Курлычкину хотелось поменять стильный костюм на военное обмундирование, взять в руки пехотный гранатомет и одним прикосновением к спусковому крючку решить проблему под названием "судья из Октябрьского народного суда".
— Я? — спросила Валентина и рассмеялась. — Мне бояться нечего.
— Где Максим?
— В надежном месте твое сокровище.
— Что ты хочешь?
— Аудиенции.
— Чего? — Курлычкин не верил своим ушам: неужели эта Фемида решится на встречу? Так… что она еще задумала? Судя по всему, у нее солидная карта, она играет уверенно — причем уже давно, а сейчас, по-видимому, настал черед крупного козыря. И не дай бог, если он у нее в рукаве.
— Что, незнакомое слово? — осведомилась судья, слушая тишину в трубке. — Выскажусь проще: разговор тет-а-тет. Тоже непонятно? Тогда последняя попытка: я забиваю "стрелку". Алло, подонок! Ты меня слышишь?
Курлычкин пропустил оскорбление мимо ушей.
— Я согласен на встречу. Куда мне подъехать?
— Все-таки ты ничего не понял… Это я прошу у тебя аудиенции, кретин, а не ты у меня. Я — понимаешь? Скажи девочке на связи, чтобы сварила кофе. И пусть поторопится — я уже иду.
Прошла всего минута, одна коротенькая минута, Курлычкин не успел собраться с мыслями и отдать соответствующие распоряжения, а охранник второго этажа уже докладывал по сотовому, что к нему пришла женщина — имени своего не называет, но утверждает, что ей назначено.
— Пропустите ее, — распорядился начальник.
Он все еще не верил: сейчас
