Он привычно сунул руку в карман за телефоном, но не нашел его. Он поднялся на ноги и доковылял до бордюра на углу. Голова раскалывалась, словно в ней застрял топор, и каждый удар сердца отдавался болью в глазах. Дойдя до угла, он осмотрелся.
Кингсмит присел рядом с ним и забрал у него телефон.
Шум Парк-лейн накатил на него волной. Мимо ехал свободный кеб, с желтым фонарем, но когда Шон выставил руку, тот прибавил скорость и проехал мимо. Следующий кеб погасил фонарь при приближении и тоже проехал мимо. И так же было со следующим. Шон потрогал лицо и увидел кровь на пальцах. Край губы снова кровоточил. Он взглянул вниз и увидел кровь на рубашке. Почему Кингсмит забрал у него телефон? И почему он боялся его?
Коридор, все эти портье… Шон пошел в сторону Парк-лейн, просто потому, что знал дорогу. Путь домой. Ему нужно было домой, он это понимал, и если он попадет в парк, можно будет не спешить.
Загудели сирены, когда он вышел на проезжую часть, но он поднял руку и дошел до зеленой полосы, разделявшей Парк-лейн, и уставился в сторону Мраморной арки, где кружили красные автобусы. Подождав, пока два из них проехали мимо, Шон заковылял к южной полосе, снова вызвав гул сирен. Впереди была зелень парка, и он чувствовал его прохладу. Посмотрев на деревья, неверной походкой он двинулся вдоль черной металлической ограды к входным воротам. И там, на входе в парк, он увидел впереди лошадей. Кавалерийских лошадей, выполнявших упражнения.
Даже сейчас, избитый и окровавленный, Шон не мог не восхищаться ими. Он ухватился за ограду, глядя на лошадей, выстроившихся на изгибе дороги. Он появился как раз вовремя – они собирались пуститься рысью. Лицо Шона резанула боль от улыбки. Сейчас они пойдут галопом – и вот он, здесь.
Их поступь отдавалась у него в ногах, он услышал, как один из всадников крикнул ему стоять, и они пронеслись мимо, так что он ощутил вибрацию всем телом и увидел пятна света на лошадиных шеях, и темные разводы пота, и волнистые черные гривы и хвосты. Все его мысли растворились в добром теплом животном запахе.
Шон, ты дома? У меня плохая новость…
Лошади пронеслись перед ним, и за ними открылся простор Гайд-парка, а позади него шумела утренняя улица. Шон продолжал держаться за ограду.
Шон, мальчик… нашли Тома…
Дознание в связи с гибелью Тома. Дознание, последний день в Кентербери, сегодня, этим утром. А там, по ту сторону Парк-лейн, отель «Кэррингтон» и Джо Кингсмит… И корабль! Теперь он вспомнил.
Он сплюнул в ладони и пригладил волосы, поднял лацканы пиджака, чтобы закрыть часть лица, и расправил плечи. Затем он выбежал обратно к Парк-лейн и, увидев первое свободное такси, поднял руку самым властным жестом, на какой оказался способен, и заскочил внутрь прежде, чем водитель успел возразить ему.
– Кентербери, – сказал он через интерком.
– Кентербери? Тебе в больницу надо, приятель. – Водитель нахмурился, глядя на Тома в зеркальце заднего вида. – Я отвезу тебя.
– Нет. Мне нужно попасть в Кентербери, услышать заключение суда. – Шон неловко снял свои часы. Стерев кровь, он протянул их в окошко. – Я должен быть там. Можешь взять часы, если довезешь.
Заголосили сирены, когда водитель повернул кеб, съехал с трассы в конце парка и остановился, чтобы рассмотреть часы. Он снова взглянул в зеркальце на Шона:
– Это, похоже, настоящие.
Шон поморщился, когда улыбка резанула его по губе.
– Я знаю.
– Это «Космограф». Мечта моего сына. – Водитель поднял часы так, чтобы свет заиграл на льдисто-голубом циферблате. – Вы уверены? Не хочу, чтобы вы передумали на полпути.
– Не передумаю.
Шон откинулся на спинку и закрыл глаза. Он подумал, что его нос, возможно, сломан, но он не хотел проверять, чтобы не вызвать кровотечение. Он стал прокручивать все события в обратном порядке, чтобы отвлечься от поворотов и неровностей дороги. Белая круговая лестница с сияющими поручнями, уставившиеся на него служащие, открытая дверь во двор с большими мусорными баками на колесах – отель «Кэррингтон». Ковер Кингсмита. Лэптоп на столе. Корабль. Он нажал на интерком.
– Мне нужны новости. Я должен знать новости, «Радио-четыре»…
Водитель что-то пробубнил, но переключил приемник. Шон стал слушать. Разные голоса спорили о чем-то, но ни слова ни про какой корабль. Шон откинулся назад, и его охватил страх при мысли о том, что он собирался сделать.
В восемь утра водитель сам включил новости.
– Просто на случай, если я соучастник, приятель, – сказал он и поднял в руке часы. – Но сделка есть сделка.
Шон на заднем сиденье очень внимательно слушал. И последняя новость вознаградила (или наказала) его за внимание: данные не подтверждены, но получено сообщение о потерпевшем аварию грузовом судне у побережья Шпицбергена, шедшем в конце сезона по заполярному маршруту, до сих пор вызывающему споры. По предварительным сведениям, произошел разлив топлива в девственно-чистых водах арктического архипелага Шпицберген. Диктор слегка замялся и вдруг продолжил в сильном волнении: произошел вооруженный конфликт между конкурирующими спасательными командами. Новые подробности будут сообщаться по мере поступления. Затем диктор переключился на угрозу экологии и опасности мореходства, и – три, два, один – плавно перешел к ситуации в Суэце и далее к спортивным новостям.
Шон смотрел в окно, взгляд его был пустым. Вооруженный конфликт между конкурирующими спасательными командами. Одна была, несомненно, с виллы «Мидгард». Другая, вероятно, русской. Кингсмит не стал делиться информацией с русскими, хотя знал, что должен. Если он перевозил оружие через область, оспариваемую русскими – заполярный маршрут проходил по самому хребту Ломоносова, – тогда он вполне мог предпочесть потерять груз, чтобы избежать «концерта». Неудивительно, что он хотел, чтобы корабль добрался до исландских вод. Или – Шона замутило при этой мысли – чтобы пошел на дно вместе с грузом и командой.
Шону хотелось завыть от собственной тупости. Но он был в этом не одинок: он был всего лишь посредником, а Филип Стоув и миссис Ларссен воображали, что заручились сторожевым псом в Мидгардфьорде, и тоже оказались обмануты. И только клиенты виллы «Мидгард», жадные и тщеславные, считавшие, что им положена постоянная спецгруппа охраны президентского калибра, получили желаемое.
Все, что он видел, – лишь деньги, прираставшие от любого предприятия с участием Кингсмита, причем в таких объемах, что он даже не мог сосчитать – и он не считал. Если Кингсмит говорил ему о чем-то, что это хорошо, так оно несомненно и было в итоге. Шон был свободен поступать как ему угодно – и что же он выбрал?
Любыми средствами занять место во главе стола, чтобы почувствовать себя в безопасности. Ему оказалось мало быть женатым на женщине, которую он любил, чьи связи обеспечивали ему положение в
