Лед

обществе, ему было мало беззастенчиво потакать своим слабостям с бесчисленными красотками из его клубов. Мало быть богатым, вращаться в высших кругах и извлекать прибыль из прихотей того одного процента элиты, который он обслуживал. Потому что ему всегда всего было мало.

Ты ленивый, жадный, маленький ублюдок…

Кингсмит был прав. Как и Том, никогда вполне не доверявший Кингсмиту, даже в тот первый вечер в отеле «Рэндольф». Его друг, замерзший во льдах, всегда был готов идти в атаку на любую несправедливость и жестокость, где бы ни встретил то или другое. Но Шон ставил превыше всего деньги и статус.

Он поймал взгляд водителя в зеркальце. Они сбавляли скорость, приближаясь к Кентербери, проезжая мимо ворот государственной школы, где толпились родители, провожавшие детей, отчего на дороге образовалась пробка. Родители целовали детей на прощание. Зрение Шона немного восстановилось, и он смог рассмотреть на приборной доске кеба фотографии молодой пары с двумя маленькими детьми. Сын водителя с внуками, догадался он. Они ехали по кольцевой дороге с внешней стороны старых городских стен. Почти на месте. Шон внутренне собрался перед тем, что ему предстояло.

Аварийный набор

В 1940–1950-е канадское правительство, стремясь установить суверенитет в Арктике, по сути, вынуждало эскимосов переселяться на новые территории, иногда перемещая целые народности на сотни километров от родных краев. Но был один старик, который отказался переезжать. Родные, опасаясь за его жизнь, убрали от него все снасти и оружие, надеясь тем самым склонить его к переезду. Но вместо этого в самый разгар зимней вьюги старик вышел из их иглу, испражнился и вылепил из фекалий саблю, которую заострил слюной. Этим оружием, затвердевшим на морозе, он убил собаку. Разделав ее, он смастерил сани из ее грудины и вырезал поводья из шкуры, которыми запряг другую собаку, и растворился в темноте.

Рассказ Олайака Наркитарвика антропологу Уэйду Дэвису в канадской деревне Арктик-Бэй.Проводники: почему древняя мудрость важна в современном мире (2009 г.).Уэйд Дэвис

36

Водитель включил интерком.

– Скажешь где.

Шон посмотрел в окно, когда они проезжали улицу, на которой находилось здание суда, и увидел белые передвижные телестанции и небольшую толпу.

– Через два квартала.

Проехав два квартала, водитель остановил кеб и надел часы на руку.

– Передумать уже поздно.

– Я не передумал. – Шон посмотрел на фотографию на приборной доске. – Это твой сын? Который любит часы?

– Ага.

Вся гордость мира выразилась в этом слове.

– Пусть носит на здоровье. И мечтает о чем-нибудь получше.

Едва Шон вышел и захлопнул дверцу, кеб сорвался с места и умчался. Он стоял на улице, охваченный внезапной болью. В салоне кеба он был словно в лимбе, где-то в ином мире, но теперь вернулся в реальный мир, от здания суда его отделяло всего два квартала. Шон не был обязан идти туда, он мог отправиться в больницу. Его лицо опухло и саднило, он чувствовал боль при каждом вздохе и уже не сомневался, что у него сломан нос. Шона мутило, он согнулся пополам, слыша негодующие гудки проезжавших мимо машин в этот утренний час семейных прогулок.

Да, Шон не был обязан идти в суд в таком виде, он мог бы позвонить Мартине – он представил ее в зеленом платье на благотворительном вечере, – однако он так и не потрудился запомнить номер ее мобильника. Он мог бы пойти в любое отделение полиции, в любую больницу, и все же ноги сами понесли его в сторону мрачного паба, в котором он был с Соубриджем тысячу лет назад. Он сделает там передышку.

Главный вход оказался закрыт, но сбоку были открыты ворота для доставки, и Шон, не дав себе времени на раздумья, вошел через них в кирпичный дворик. До Шона доносились звуки музыки – в пабе было включено радио. Он подошел ближе. На кухне, у плиты, Джон Бернэм жарил бекон, а его дочь, Бет, она же Шлёп-Шлёп, сидела за желтым столом с тарелкой овсянки и смотрела в свой телефон.

– Какого… – Джон Бернэм поднял кулаки, готовясь встретить незваного гостя, но в следующее мгновение узнал Шона. – Кто это сделал? – Не дожидаясь ответа, он выбежал наружу, осмотрелся и закрыл ворота.

– У побережья Шпицбергена тонет корабль, – сказала Бет. – В новостях пишут. Это имеет к вам отношение?

– Вы обождите минутку, мисс, – сказал ей отец и повернулся к Шону: – Какого хрена происходит? Почему вы здесь?

– Я… пришел к вам потому… что вы были другом Тома. А я снова даю показания. И не хочу, чтобы у вас были неприятности…

Джон Бернэм уставился на него, а затем присел, вздохнув.

– Друг Тома – мой друг.

Шон тронул свою губу и увидел кровь на пальцах.

– Вам не нужно никого предупредить, что я здесь? У меня такой видок…

– Не волнуйтесь. – Бет поставила перед Шоном кружку. – Это же паб. Мы видели кое-что и похуже. Молока? – Она добавила, не дожидаясь ответа.

Шону хотелось улыбнуться, но он помнил о рассеченной губе.

– Вы счастливчик, – сказал он Джону Бернэму, смотревшему на дочь.

Бет скорчила рожицу.

– Когда она не отжигает и не выкаблучивается, – заметил он с теплотой в голосе. – А как вашу звать? Рози?

– Да. Я вам говорил?

– В крипте, приятель. Служба и дружба.

Теперь Шон вспомнил. Руки, обнимавшие его за плечи, люди вокруг него. Они говорили с Джоном о своих дочерях. И то чувство, что вырвалось из его груди рыданиями.

– Если вы хотите пойти туда, я пойду с вами.

– А можно я сниму вас? Можно я напишу об этом? Пап, ты же знаешь, это гораздо важнее занятий, так что даже не начинай. – Бет посмотрела на Шона. – Сегодня ведь будет судебное заключение, да?

– Решение суда, – сказал он. – Будь точна.

– Решение. Спасибо. – Она сняла его своим телефоном. – Используй шансы – вы сказали это в интервью. Хотите привести себя в порядок? Или лучше с этой кровищей? С кровищей. Можно взять у вас интервью?

– После. – Шон закрыл глаза.

Сначала журналисты и все остальные увидели коренастого Джона Бернэма, шагавшего по улице, размахивая мощными руками. Он был в джинсах, белых кроссовках и футболке болельщика баскетбольного клуба, тесно облегавшей его массивный торс. Рядом с ним шла его изящная дочка. И только когда они миновали первый из двух телефургонов, люди обратили внимание на состояние человека, шедшего за ними, и узнали его. Пару секунд они молча глазели на него, а потом подняли шум:

– Мистер Каусон! Шон! Шон, что случилось? Шон, вам что-нибудь известно об этом судне? Шон, сюда, можно вас на пару слов?

Джон Бернэм отодвигал их камеры и микрофоны, а Бет загораживала объективы портфелем. Здесь же собралась небольшая группа молодежи. У некоторых были плакаты со словами «Спасем Арктику». Увидев Шона, они бросились к нему, их лица искажал гнев.

– Отравитель Арктики! – выкрикнула одна девушка.

– Спасем Арктику! – прокричал кто-то еще.

К счастью, у Джона Бернэма