Всё это было знакомо по прошлому разу. Пытки тогда окрестили «новый тип стимуляции памяти, доктор; подвергая определённые зоны мозга дозированным стрессовым воздействиям, мы надеемся пробудить вашу память».
На практике это означало, что его будут раз за разом погружать в виртуальную симуляцию настоящих пыток, а волновые излучатели, прикреплённые к черепушке в виде обычных датчиков, будут воздействовать на зоны мозга, отвечающие за контроль болевых рецепторов. И каждый раз задействованы будут разные группы нервных кластеров, чтобы реакция на болевой раздражитель оставалась максимально высокой. Всё тело как один воспалённый, оголённый нерв. Никаких внешних следов.
В прошлый раз Спок наскоро учил его мудрёным техникам контроля боли, пусть и действовали они минимально.
МакКой закусил губу, чтобы как-то унять начинающуюся дрожь.
Оба пояса защиты на нём разблокировали звуковыми отмычками; таких он ещё не видел и мог только догадываться о принципе действия. Целых десять секунд МакКой надеялся, что без поясов у него начнётся заражение. Не началось. Он был чист.
Его закрепили, кажется, достаточно, и безопасники улетучились из поля зрения. Вместо них нарисовалась женщина в белом халате с бесстрастным лицом, отрегулировала его кровать так, что она оказалась практически в вертикальном положении, и занялась теми самыми датчиками. На удивление, два из них действительно оказались биометрическими. Ещё она взяла у него образец крови на моментальный анализ и через подключённый к датчикам падд начала просматривать данные.
– Он экспериментировал с кровью аугмента. Вводил себе, – сообщила негромко, игнорируя существование МакКоя, как будто он тут был распятой вертикально куклой. – Но никаких последствий для эксперимента это не вызовет. Следов анальгетиков нет. Ах, да… в него вшито какое-то устройство. Техническое назначение установить не могу, оно выключено.
– Откуда тебе знать? Ты, вертихвостка сизокрылая, ещё молода, – мрачно ответил Боунс. – Это стимулятор. Когда засыпаешь над отчётом, а доделать надо кровь из носу, сжимаешь ладонь – и щёлк! – слабый импульс возвращает тебя в мерзотную реальность. Кстати, ты была у меня на парах в академии. Полгода назад... Я тебя помню. Лучшая теоретическая подготовка по курсу и неправильно сформированный прикус. Ты из-за этого слегка шепелявишь.
Она вздрогнула и поспешно уткнулась взглядом в падд.
– Спасибо, Марта, – мягонько сказал Райс.
Женщина ушла. Почти сбежала. МакКою не хотелось знать, куда, но спустя десять секунд он её увидел – она вернулась в застеклённую комнату к пультам, где остался Хан. А хорошенькое дело! Она ведь из-за волшебного стекла не будет видеть, что происходит в комнате. Просто жать на кнопочки и следить за показателями, чтобы он тут не вырубился от боли.
– Итак, вернёмся к нашей беседе. В прошлый раз вы были предельно неразговорчивы, доктор. Печально, учитывая, как много ваши знания значат для Федерации.
Райс прошёлся перед ним и устроился в одном из двух кресел. Кресла эти стояли за столом чуть на возвышении. Во втором тоже кто-то сидел, но его скрывал полумрак комнаты.
– Значит, мне нечего сказать, – ответил МакКой, стараясь не коситься на стеклянную стену. Два с половиной часа. Всего два с половиной.
– Думаю, мы всего лишь недостаточно старались спрашивать.
– Вы себя недооцениваете. Осторожно, адмирал, ведёт к гиперкомпенсации.
– Да что вы.
Райс облокотился на стол и подался вперёд. Второй, невидимый, нажал что-то на столешнице. Боунсу показалось, что он видит чёртову улыбку.
И тут же его скрутило первой вспышкой боли. Она пробежалась по кончикам пальцев, как огонёк по веточке, и вспыхнула – сразу и везде. Кажется, он заорал. Кажется, попытался дёрнуть крыльями – но фиксаторы держали крепко, а ремни ещё крепче…
Потом это прекратилось. Вспышка угасла, как и появилась.
– Я, кажется, ясно обрисовал вам перспективы, – мягонько сказал Райс. – Вы вступили в сговор с преступником. Защищаете его. Подвергли риску уничтожения экипаж корабля, за который несёте ответственность. Самое меньшее, что вы сейчас можете сделать для смягчения своей вины – открыть формулу изобретённой панацеи. Хан у нас, его кровь нам доступна. Было много смертей, но для выживших есть возможность спастись.
– Может, хватит уже прикрываться «благом Федерации»? – МакКой поморщился. – Слушать тошно.
Второй, до этого неподвижный, остановил открывшего рот Райса.
– Доктор, мне действительно не хотелось бы причинять вам вред, – заговорил негромко, без скользких интонаций. Голос был простой, располагающий и знакомый. – Вы прекрасный специалист в своей области, преданный офицер, хороший учёный. Даже если Нуньен Сингх сбил вас с пути, это ещё не преступление. Многие пали жертвами его изощрённого ума. А такими людьми, как вы, не разбрасываются. Поэтому я хочу предложить сотрудничество.
На этот раз МакКой ухмыльнулся.
– Давайте сотрудничество. Вы так и так будете меня пытать, потому что формулу я не помню. Зато между сеансами будете за терпение рассказывать мне сказочки. Кто и за сколько заставил вас предать Федерацию. На кого вы работаете. Какие такие цели… – голос сорвался, и дальше МакКой почти хрипел, когда хотелось орать, – какие цели оправдывают в ваших глазах смерти почти тысячи живых разумных существ!
Невидимка только вздохнул. Как мог бы усталый человек после честного трудового дня.
– Вы называете меня предателем, доктор. Но почему, позвольте спросить? Какие мои действия или поступки дали вам основание считать, что я предаю Федерацию?
Он умолк, предоставив пленнику пространство для интерпретаций. В конечном счёте – для сомнений в своей правоте.
Вместо этого МакКой судорожно старался вспомнить чёртовы вулканские техники. Вот где пригодилось бы стрессовое стимулирование памяти, да только не работало оно, и всё тут.
– Отдавая Хана под вашу непосредственную ответственность, мы надеялись, что уж вы-то сможете противостоять его гипнотический харизме. Очевидно, мы ошиблись. Печально это видеть, доктор МакКой. Что он вам рассказывал? Как мы над ним издевались? Попирали его непомерную гордыню? Выдёргивали перья, строя коварные замыслы по свержению Федеративного совета с его помощью?
Как вы одним приказом убили семьдесят человек из его экипажа
Но этого говорить было нельзя. Нельзя, чтобы они догадались, что хановы птенцы рядом.
– Вы зря тратите время, адмирал хрен-вас-знает-кто, сэр. Давите на чувство вины кому-то другому.
Молчание.
– Действительно, – заметил Райс.
МакКой смотрел в сторону, но всё равно заметил, как он ткнул что-то на столе.
А дальше было плохо.
Десять минут боль и её затишье чередовались непредсказуемыми интервалами. Сердце в груди билось как обезумевшее, в ушах шумело. От боли подскочило давление,
