Значит хуёвый у тебя план
Рожа твоя аугментская
Кто, блять, отправляет дорогого человека на пытки?!
Айвил что-то сделал с проводами – из консоли посыпались искры. Вздрогнула Чи. Ругнулся Кексик, решивший, что свет искр сейчас приведёт в сознание их ополоумевшего коммандера. Кирк резко дёрнул крылом, приказал не поднимать панику из-за искр и послал Цая помогать Айвилу.
Попытался сосредоточиться на текущей задаче, но в голову лезло вот это – про пытки и страх, и про то, что он сам одобрил план Хана.
К чёрту всё. Сначала он спасёт Энтерпрайз и МакКоя, это самое важное. Жизнь – вот что важно, разборки потом. Главное – не сбиться с курса.
– Адмирал, сообщение от наших информаторов. Они требовали передать, что смогут удерживать шторм не более двух…
– Достаточно, я понял, – негромко, но настойчиво прерывает главный и захлопывает коммуникатор. МакКой пытается дышать, но сквозь рваные вдохи-выдохи слышит, как адмирал поднимается со своего кресла и уходит. Быстро. Очень быстро.
И вдруг вспоминает.
Алекс Романенко, правая рука адмирала Маркуса. МакКой лично видел его несколько раз на собраниях старших офицерских составов. А после заварушки с «Возмездием» в командовании, вроде, начались перетасовки, и места замкомандующего флота Романенко лишился. А вместе с ним полетела вся «Секция 31»… Кого-то судили, кого-то разослали на дальние форпосты... Мстит, значит...
Мысли путаются.
Мстят... но за кого? За своего предводителя? За себя? За свои тёплые места?
Какая разница
Дальше думать не получается.
Леонард кричит.
А Хан из-за парализатора даже не может глубже дышать. Только сердце стучит в ушах всё громче, громче…
– Сэр, у сверхчеловека поднимается давление, – заговорила женщина, которую Райс звал Мартой. Ей Хан мог бы сломать позвоночник и нос и оставить лежать на спине, пока она не захлебнётся собственной кровью.
– Давление? – голос адмирала из-за стекла звучал глухо.
– Да, сэр. Давление. Нормализовать?
– Марта, у него переломы за часы срастаются, ты думаешь, от какой-то гипертонии он сдохнет?! Не лезь ко мне со своими идиотскими идеями!
Хан с удовлетворением отметил, что адмирал уже не говорил спокойно и ласково, как вначале. Что-то тревожило его. Что-то торопило. Видимо, те, кто желал купить Хана, не были терпеливыми заказчиками. То, что второй адмирал вышел по вызову “информаторов” и ещё не вернулся, догадку только подтверждало. А вот что насчёт “удерживания шторма”? В секции 31 он краем уха слышал о том, что какая-то враждебная раса научилась управлять магнитными полями звёзд и вызывать направленные ионные бури. Но это были слухи. Выходит, правда? Если он вспомнит, что это была за раса...
Додумать эту мысль не вышло – Леонард снова закричал.
Бессилие. Отвратительное жалкое бессилие.
– Формула, доктор.
– Леонард… Горацио… МакКой… ЮСС «Энтерпрайз»… офицер… Звёздного… флота… личный… номер…
Так звезднофлотовские выучены отвечать, когда их пытают враги. Имя, корабль и личный номер. Имя, корабль и личный номер. Ничего более.
Потом он снова воет, и следом несколько минут тишины.
– Александр Романенко, – хрипит Леонард, когда главный возвращается. Видимо, узнал второго палача. – Милитарист. Радикал. Сторонник идей… Маркуса. И за сколько… нынче… продаётся верность… Федерации?
– Я рад, что теперь мне не надо представляться, доктор.
Через секунду – громкий, выворачивающий вопль.
Хан старается успокоить сознание и ощутить каждую мышцу своего тела. Он учился медитациям, и… если так можно взять под контроль что угодно…
Крик Леонарда срывается в хриплый вой.
Затихает так же резко, как и начинался – теперь Хан слышит только тихий скулёж.
Он ненавидит тех, кто заставил его гордого Леонарда скулить и всхлипывать от боли.
– Маркус был лучше вас, – хрипит доктор, отдышавшись. – Он хоть… своих не предавал. Пытался…. дочь защитить… хоть и... псих.
Звук удара. Леонарда ударили. И ещё раз. Адмиралы совсем обезумели от страха, если дошли до такого.
А значит, дело очень плохо: они начнут палить по кораблю.
Вся пятая палуба вымерла. Скотти, едва Чехов в Сулу спустились на эту палубу, снова заблокировал подходы к ней силовыми блоками.
Наглухо были закрыты двери заблокированного силовым полем медотсека, в пустых коридорах не было ни души. В коридоре, ведущем к ближайшей лаборатории, на полу валялось знакомое чёрное перо. Пашка поёжился.
По кораблю попали, когда он и Сулу были у лабораторных дверей. Ухватиться было не за что, их швырнуло на стенную перегородку, Чехов отчаянно замахал крылом в попытках удержать равновесие, но Энти, подрожав, замерла. Дымом не пахло, сигнал тревоги по разгерметизации не включался.
Второго удара не последовало.
– Как думаешь, что это было? – спросил Чехов, поднимаясь по стеночке. Собственный голос в пустоте палубы прозвучал жутко.
Сулу головой покачал. Чёрт знает, правда, что там происходит.
– Это не в тарелку попали, судя по тряске. Гондолы, – сказал только и принялся набирать на лабораторной двери код, держа во второй руке готовый к выстрелу фазер.
Дверь разблокировалась, и лаборатории предстали им в полной тишине, как и коридоры. Клубков растений нигде видно не было. В первом помещении царила полная разруха. Уроненная мебель, перевёрнутое оборудование, кое-где на полу осколки стекла и лужи разлитых реактивов. Но свет горел ровно, никаких «ужастиковых» мигающих лампочек.
– Хоть свет есть, – сказал Сулу, подумавший, кажется, о том же самом. Они любили вместе смотреть после смены фильмы, в том числе и ужастики.
– Дай мне коммуникатор, универсальную отвёртку и пару минут – и я сделаю так, что замигают, – прошептал Пашка. Ему здесь не нравилось настолько, что перья дыбом вставали.
– Недостаточно ещё от страха распушился?– поддел его Сулу, обернувшись через плечо.
– Фу, злая Утка… – Пашка попытался присобрать взъерошенные перья. Мало ли обо что заденут.
Они шли по коридору между лабораторных помещений, наступая на осколки стекла. Кое-где были выбиты двери и перегородки. И ни одного клубка или щупальца, даже полудохлого. Хан говорил, здесь погибло человек сорок без малого, не могли же растительные клубки так быстро распасться… А если бы и распались, остался бы серый пепел-прах, как на Саратоге.
Сулу шёл впереди, держа руки на фазере. Перья настороженно подрагивали. Как антеннки. Чехов отстал от него, заметив краем глаза какое-то шевеление.
Одна из лабораторий зияла разбитым окном-перегородкой. Пашка подошёл к нему, держа свой фазер, заглянул в ощетинившуюся осколками дыру.
Замер как вкопанный.
Огромный, до потолка клубок щупалец занял собой угол немаленького лабораторного помещения. Был он по меньшей мере семьдесят кубических метров, простираясь до самого потолка, из
