Хан подошёл к нему и погладил по щеке.
– Всегда будет кто-то, кому твоё существование будет не по душе. Ожидать, пока тебя примут все и безоговорочно, можно до самой смерти.
– Господин… – Йоахим опустил взгляд, но ничего более не сказал. Хан больше не касался его, только смотрел на склонённую голову.
И впервые подумал, каково же им сейчас, обломкам прошлого, которые видят перед собой своего предводителя с чужим лицом и изменившими цвет крыльями. Предводителя, допустившего смерти почти всех их братьев и сестёр. Предводителя, говорящего, что им придётся смириться и жить рядом с людьми по их законам.
– Космос велик, Йоахим. Я не смог уберечь вас в нём единожды, и это может повториться. Помоги Лате подняться и обработать раны. Я хочу услышать, как вы жили на “Орфее”.
Пашка пообещал десять минут, когда на камерах наблюдения в нужном коридоре будет зацикленная картинка, собственно, с пустым коридором. Ещё он сказал Джиму выключить коммуникатор.
– Или хочешь радостно засветиться на датчиках бортового компьютера? – спросил вышедшего из ванной мытого капитана, с хрустом надкусив вафельный батончик. Таких батончиков кудрях нареплицировал штук десять и жевал во время взлома корабельных сенсорных систем. – Здесь система сканирования как в живом организме, кстати. То есть датчики буквально везде, как рецепторы. Но это мы обошли… Значится, так: я тебя видеть буду, но больше никто. А потом, когда ты звякнешь в интерком, я устрою в нём небольшое… красивенькое… замыканьице. Данные о последнем вызове не успеют нигде отразиться. Едем?
И теперь Джим стремительно шёл по коридору. Очень сложно поверить в свою «невидимость» для корабельных систем, когда сам по себе ты живой, вполне видимый и даже шаги свои слышишь.
До каюты Хана – ну и других сверхлюдей, получается – Джим добрался быстро. Минуты за две. Открыл Хан. Высокомерный, как обычно, но почему-то взъерошенный. Окинул Джима своим прозрачным взглядом.
– Капитан, – поприветствовал холодно. – Долго же вы. Заходите, живо.
– Не начинай, – бросил Джим, проходя за ним в комнату. Он и так был взвинчен до предела, чтобы ещё терпеть выходки этого чернокрылого.
В каюте была одна одноместная кровать, тумбочка рядом с ней, в углу комод, стол и пара стульев. На кровати лежала Лата. Сейчас она была не в тёмной куртке стажёра, а в одной только форменной майке и штанах, и было видно, что она изрядно потрёпана. С её щеки мокрым полотенцем стирал кровь второй сверхчеловек, совсем молодой и с золотыми крыльями.
Хан, не обращая внимания на эту картину, указал Джиму на один из стульев. Сам садиться не стал.
– Значит, вы наконец додумались до моей подсказки. Что с Леонардом?
Джим наклонился вперёд, опираясь локтями о колени. Ему не очень хотелось озвучивать просьбу при свидетелях, но время тикало.
– Если коротко – раньше, чем через год, он не поправится. Я так понял, говоря о вводе крови, ты имел в виду... Ладно, мне просто надо знать, – Джим теперь говорил совсем тихо, – ввод сыворотки можно замаскировать под то, что ты уже вводил ему свою кровь?
Хан раздражённо тряхнул крыльями. Наклонился, упёрся ладонями в столешницу, нависнув над Джимом и слегка раскрыв крылья.
– А я уже начал надеяться, что вы не безнадёжны. Капитан, во Флоте всё же не работают одни недоумки, и любой профессиональный медик при анализе крови распознает обман. Рискнуть? О, это можно, и я боюсь представить, что было бы, решись вы действовать без этого разговора со мной. Это стоило бы свободы не только мне, но и Леонарду. Навсегда.
– А зачем тогда...
– Капитан, – он теперь смотрел прямо в глаза, и это было жутко, – я не собираюсь скрываться. Моя очищенная кровь вполне справится с крыльными переломами, пусть и медленней. Но сделаю я это только с разрешения адмирала. Ваша задача заключается всего лишь в том, чтобы отвести меня к ней. И поскорей. От вашего промедления боль Леонарда не становится меньше.
До Джима, наконец, дошло. Хан собрался устроить полностью легальный открытый спектакль с перекачиванием Боунсу своей волшебной крови – при Осаве и всём медотсеке. Ещё монета в копилку добрых дел, а заодно и отведёт внимание от возможно созданной доктором сыворотки.
– Что, день прошёл зря, если ты никого не опустил? – огрызнулся Кирк на автомате, уже поднимаясь из-за стола. – Идём.
– Сначала я оденусь.
Хан решительно прошагал в ванную и скрылся там, только чёрные перья мелькнули.
В его отсутствие Джим огляделся и заметил, что паренёк с золотистыми крыльями смотрит на него в упор. Настороженно, но вроде как без враждебности.
Джим поднял руку.
– Капитан Кирк, звездолёт... раздолбанный предателями звездолёт “Энтерпрайз”, – завершил неожиданно даже для себя. – У нас даже не было времени представиться, когда мы вылетали в шторм. А вы, получается, сверхлюди.
Настороженности в выражении лица золотистого поубавилось. Было ему не больше пятнадцати, и он явно был любопытен. Как Пашка. Он встряхнул крыльями, поднял руку в ответ и открыл было рот, но избитая женщина дёрнула его за рукав.
– Не разговаривай с ним, Йоахим. Он человек, а они все хотят одного: чтобы нас в этой вселенной не осталось. Не так ли, капитан Кирк?
Джима пробрало от ненависти в её голосе.
– Не так, – ответил он быстрее, чем успел подумать, тоже не сумев сдержать в голосе злость. – Возможно, вы не заметили, но мы вместе спасались от смерти и работали сообща.
Она не ответила. Златокрылый зыркнул на него ещё разок и отвернулся.
Вернулся Хан, одетый в чёрную форму стажёра. Сейчас он был так похож на Хана, с которым Джим захватывал «Возмездие», что по подкрылкам пробежал холодок. Сверхчеловек одёрнул форменную рубаху, смерил капитана холодным прозрачным взглядом.
– Я готов. Вы идёте первым.
Хан не удивил её своей просьбой. Для удивления Осава слишком устала. К тому же, она и сама хотела с ним поговорить; контроль за текущими делами мог подождать час или полтора.
Но Хан отказался говорить перед переливанием.
– По ряду причин этот человек мне дорог, и я не хочу подвергать его лишней боли без крайней необходимости, – сказал очень спокойно. Вообще Хан казался расслабленным, но только на первый взгляд. Он излучал опасность сам по себе.
А вот
