– Утром ты выглядел нормально. Что случилось?
МакКой доходит до кресла и тяжело в него опускается.
– Сезонная депрессия, – изрекает внушительно, пальцем толкая на столе стакан с недопитым пойлом. – К утру пройдёт. Ты-то тут какими судьбами?
Джим только махает рукой. Рядом с состоянием МакКоя собственный недотрах, жалко трепыхающийся внизу живота, кажется настолько несущественным, что и говорить не хочется.
– Будем считать, просто так зашёл. Давай лучше про триббла поговорим. Мне Спок наябедничал.
– Который музыкальный? – МакКой достаёт из-под стола второй стакан и бутыль, плескает, пододвигает к Джиму. – Ну да, подарил своему подопечному. Не угрохает триббла – не угрохает нас, разве не логично?
Не особенно, если учесть, что сам же МакКой подтвердил его безопасность.
Если учесть, что МакКой лично выбирал триббла “повреднее”.
По словам Спока.
Джим, морщась, делает первый глоток, прижимает запястье к носу. Крепость страшенная.
– Как он? – спрашивает, понятно, про новичка, вместо того, чтобы высказывать свои сомнения. Может, МакКою новый Хан по душе – так почему нет? Должен же рядом быть кто-то, кто не вздыхает постоянно о зеленоухих коммандерах.
– Он? – МакКой продолжает толкать стакан. – Сначала фыркал, теперь урчит. Думаю, всё к лучшему.
Джим, которому фантазия живо нарисовала фыркающего и урчащего Хана, едва не прыснул. Подлил себе ещё.
Забавно, что Боунс ушёл от ответа на абсолютно понятный вопрос. Опять про новичка говорить не хочет. Что ж там такое?
– Сам животину завести не хочешь?
– Чтобы она сдохла, пока я ношусь в медблоке, как в жопу укушенный? Нет уж. – МакКой глянул на него уже живей. – Что там, когда планетоид?
– Послезавтра. Спок составил списки высадки, пока на утверждении лежат. У меня. Новичка выгулять не хочешь?
Джим подмигивает ему поверх стакана.
– Тут не при чём моё «хочу», Джим. Надо. По инструкции.
Он вздыхает и окончательно отодвигает от себя стакан. И вдруг хитро щурится.
– Кстати, радость моя пуховая, а ты не думал, что если уложить Спока на спину, он не сможет хлопать крыльями?
Джим пялится на него как идиот, а потом восхищённо вздыхает:
– Боунс, падла, тебе б Камасутры писать...
– Вали давай, оставь меня наедине с последствиями трёх стаканов виски. – МакКой пихает его напоследок. – Это, видишь ли, личное.
Работа в научном отделе была предсказуемо скучной. Инженерная вкупе с лабораторией программирования и лингвистами первыми высадились на корабль-планетоид и сейчас работали над базами данных и системами корабля, пытаясь запустить их – уже поступали первые доклады о восстановленной автоматике некоторых дверей и освещении коридоров, тянущихся порой на несколько километров вглубь судна.
Хана прикрепили к бактериологической лаборатории, которая в штатном режиме десятый день работала над анаэробными бактериями с Корсуса. Главная по лаборатории считала, что они продвигают работы по созданию естественной атмосферы на планетах без оной. Хан считал, что такие исследования надо проводить как раз на этих планетах, а здесь и сейчас заниматься актуальными проблемами. Но со своим мнением особенно не высовывался – не видел смысла.
В самом начале он попробовал высказать своё мнение, когда научники обсуждали данные по “планетоиду” – объект 11 километров в длину и шесть в ширину, был окружён силовым полем, действительно корабль, сенсоры фиксируют внутри неизвестный тип энергетического излучения, по свойствам напоминающего радиоактивное (кроме радиационного фона, создаваемого металлом корабельной обшивки, да, того самого в сплаве с платиной, на который так уповала Федерация), и с тысячами мёртвых, практически разложившихся тел на борту. Хан указал коммандеру Споку, что умирающим нет смысла выставлять на корабле щиты. От чего защищать вымирающий экипаж, от каких угроз извне? На обшивке нет повреждений, так что на них никто не нападал. Разумно предположить, что они защищали не себя, а пространство вне своего корабля... от чего-то изнутри. Чего-то, что не должно было попасть во внешнюю среду. На это указывал и щит, который был взломан – его работа рассчитана была так, чтобы окружать корабль, дрейфующий в космосе, ещё два века. И не логично ли, в таком случае, внять безмолвному предупреждению корабля с тысячами мертвецов на борту? Снова активировать его щит либо уничтожить сам корабль. Достаточно будет и бежать прочь. Но коммандер его слушать не пожелал, в результате чего у них вышел небольшой... спор. Хан оставил бы этот инцидент без внимания, но доктор рассердился на его поведение.
– Правила твоего пребывания здесь предельно просты, – заговорил, когда они покинули лаборатории после совещания. – Не соблюдаешь нормы поведения – снова оказываешься в клетушке с датчиками, а я пишу отчёты, почему и как у тебя не получается влиться в экипаж. Никому не хуже, кроме нас двоих. Это ясно?
– Субординация, доктор… – Хан без особенного интереса выслушал его гневную отповедь. – Абсолютно бесполезная вещь. Кстати, нашего спора не вышло бы, если бы коммандер так явно не горел желанием в него вступить, вы заметили?
– Субординация – залог твоей свободы на этом корабле, и уже хотя бы по этой причине не бессмысленна, – отрезал доктор, резко останавливаясь посреди безлюдного коридора. – Советую тебе второй раз, потому что на третий будет приказ: не лезь к Споку. Может быть, для остальных это и не ясно – не берусь судить, но я насквозь вижу твоё желание его спровоцировать.
В проницательности доктору нельзя было отказать – Хан хотел спровоцировать Спока. Во-первых, это было забавно. А во-вторых, после их стычки на Земле Сингх был не прочь взять реванш. Но и терять свободу – те жалкие её крохи, которые доктор опрометчиво называл свободой – Хан не собирался.
С тех пор прошло три дня. На исходе третьего, проведав Хана после смены, доктор сообщил, что инженерному удалось практически полностью восстановить системы в небольшой части планетоида. Стандартные пояса жизнеобеспечения вполне справляются с защитой от радиации, и завтра они – МакКой, Хан, ещё несколько человек в составе первой научной группы транспортируются туда для первичного сбора образцов.
– Нам надо доказать, что булыжник не опасен. Командование напрягли отчёты о мумифицированных телах, которые там на каждом шагу валяются, – доктор скривился. – Проблема в том, что они засохли в последних стадиях разложения. Оно, разложение, происходило, пока температурные регуляторы корабельных систем ещё не выключились. А теперь вот пожалуйста – установить причину смерти. Да может они массовое самоубийство совершили всем кораблём, чёрт их знает!
Доктор явно был взбудоражен. Отказался от чая, сказал, что ему ещё писать отчёты. Задал несколько стандартных вопросов (он обязан был проводить мини-опросы каждый день) и ушёл, на ходу сердито вздрагивая крыльями.
На следующий день всё предвкушение
