– Возможно, на какой-нибудь планете с похожей культурной особенностью мне удастся взять тебя с собой на рынок. Та же Элизиум-8 – капитан любит устраивать там для экипажа длинные увольнительные. Думаю, там вполне реально найти такие смеси. – Доктор усмехнулся в полутьме. – Если, разумеется, будешь хорошо себя вести.
– У вас есть сомнения в моей благонадёжности? – Хан мурлыкнул, забирая у него мундштук.
В таком кальянном полумраке всегда было что-то интимное. Более интимное, чем серенады при луне, и даже чем то, что произошло между ним и Анной Циммерман пару часов назад.
Сейчас Хану хотелось бы, чтобы доктор согласился на вино вместо воды. Лёгкое и приятное опьянение прекрасно дополнило бы атмосферу.
Доктор слегка прикрыл глаза, как будто вслушиваясь во что-то внутри себя. Ему явно было жарко, и он пальцами оттянул воротник плотной форменки, а после и вовсе расстегнул его.
– Скажи мне, ты ведь нарочно затеял это? Со Споком. Дал ему возможность психологической и физической разрядки.
– Доктор, ну нельзя же так верить в людей...
Хан затянулся. Выдохнул, проследив, как красиво дымный пар заворачивается спиралями.
– Ваш коммандер обладает удивительным потенциалом воина, доктор. Но он губит его и своё тело из-за того, что не соответствует идеалам вулканцев, кстати, не самым однозначным идеалам во вселенной. А теперь у него есть стимул развивать это в себе. Я готов поставить всё своё будущее жалованье у вашего кудрявого букмекера на то, что уже спустя месяц коммандер Спок сможет изрядно меня потрепать.
– Он тебя и потрепал тогда, на той летучей штуке, – доктор покивал. – Но тогда он далеко не соответствовал идеалам вулканцев. А ты, – он поднял взгляд, чуть улыбаясь, – нашёл себе противника по силе.
– Именно, доктор. – Хан удерживает его взгляд и возвращает улыбку. – Судя по информации, которой я располагал при работе на Маркуса, вулканцы всегда были воинственной расой. И остались ей, несмотря на изменившийся облик. Та же суть, но другой противник. Мне это... импонирует. Кажется интересным. А вам?
– Меня волнует, как бы вы не покалечили друг друга, большекрылые.
Доктор явно хотел прибавить что-то ещё, но счёл нужным промолчать и только затянулся влажным ментоловым дымом.
– Я думаю, этого не произойдёт. Сегодняшние последствия были у коммандера только из-за недостатка тренировок. А этого он себе больше не позволит.
Хан также замолчал, наслаждаясь тишиной, полумраком, запахом ментола и дыма.
Было в этом нечто удивительное. Пожалуй, будь МакКой поромантичней, он бы влепил термином «волшебное», но ему было тридцать два и он слишком много дряни видел в своей жизни.
И всё же влажный пар, пахнущий ментолом, мешающийся с запахом древесного дыма, да эта атмосфера полумрака и доверительной беседы творили с ним что-то невероятное. Он впервые с того самого дня расслабился по-настоящему и не хотел ничего. Ни бежать, ни волноваться, ни забить мозги работой, чтобы ни о чём не думать. Мыслей и так не было. Или были – неспешные, как течение могучей реки, они текли мимо с тихим шелестом.
Они с Ханом полулежали друг напротив друга по подушках, тянули по очереди пар, наполняя им лёгкие, и изредка переглядывались – вот и всё. В молчании была удивительная заполненность. МакКой не заметил, как прошла боль в спине. Крылья удобно сложились за ней, расслабленные, наполовину раскрытые – нижнее лежало на полу, верхнее – на нём, чуть сильнее сложенное.
Хан наблюдал за ним расслабленно, как дремлющий в сумерках зверь. Светлые серо-голубые глаза в полумраке казались прозрачными.
МакКою пришло как осознанием – он добьётся того, что его не будут называть навязанным Маркусом именем. Никакого Джона. Они могли играть в эту игру ещё немного, растянуть её, ощущая неправильность происходящего – но это имя отпадёт как сухая шелуха. Останется не более чем строчкой в официальной документации. Офицер флота Джон Харрисон.
Мимо них неспешно текли минуты.
Тонкий запах древесных углей растворил в себе навязчивый сладкий женских духов, который Хан принёс на себе. Вливается в коллектив, не прошло и месяца…
МакКой улыбнулся этой мысли почти лениво. И его тут же накрыло ощущением собственного одиночества. Полного и… пустого. Как космос.
У Джима был Спок. Центр его пухового, полного приключений и побед мира. У Пашки были друзья. Куча друзей по кораблю. А рано или поздно он и пару себе найдёт, МакКой не сомневался.
А у него не было никого – ни на Земле, ни на корабле, ни в одном уголке огромной галактики.
Но это точно не то, о чём стоило знать его подопечному.
МакКой мысленно приказал себе перестать ныть и снова расслабился на полу. Вечер отпускать отчаянно не хотелось.
Хан, слегка прикрыв веки, наблюдает за доктором. Его перья, металлически поблескивая отражённым от кальяна светом, лежат спокойно сейчас. Не топорщатся, не подёргиваются, лишь единожды прошла по ним волна, лёгкая, как ветер колышет траву, и успокоилась.
– Ваши крылья напоминают мне жидкий металл, доктор, – сказал Хан, передавая ему мундштук. – Сейчас – жидкий. Как ртуть.
– Раньше они были просто серыми, – он хмыкнул. – Поэтому меня так зацепил твой рассказ про отрубленные крылья и потерянные души. У крыльев нет причин менять цвет просто так, а наука этого объяснить не может. Но такое случается. Я не верил, пока этого не произошло со мной.
– Мои изменили цвет, когда мне пришлось переступить через себя ради спасения моих людей. А вы удивительный человек, доктор. Если ваши крылья изменили цвет действительно без видимой причины – то вдвойне удивительный.
Доктор выпускает дым изо рта, его лёгкие пары теряются где-то в сумраке у потолка.
Его форма неорганична ему сейчас. Казённый синий. Чёрный, как у самого Сингха, смотрелся бы лучше.
– Без причины ничего не происходит. – Доктор слегка пожал плечом. – Но продолжая наш вечер комплиментов, скажу, что мне редко доводилось видеть такие гармоничные крылья, как твои. Обычно в крыльях что-то да не так, что-то да не вяжется – форма, цвет, толщина перьев, состояние костей и суставов с желанием человека летать, размер крыльев с весом – и так далее. Список бесконечен. Твои же как будто боженька ваял – если таковой у нашей вселенной имеется.
– Возможно, дело в генетических модификациях. Хотя я предпочитаю думать, что генетики попросту улучшили во мне то, чем я обладал.
Хан усмехается, отмечая, как изящно доктор перевёл тему. Напахнуло изяществом манер времён Возрождения.
– В любом случае, мне приятно,
