Вот этого ему сейчас только не хватало!
С молодым Ярославом ссориться нельзя, конечно. Он и витязь не последний, и дружина у него немалая, да и Большому Гнездо он как-никак сын.
Но и Всеволод Святославич Чермный – человек тут значительный. Он мало того, что князь Черниговский – у него еще и на Киев виды серьезные. О прошлом годе он уже был там великим князем, да его Рюрик Ростиславич выгнал. Теперь он там княжит, собака такая, в шестой раз уже.
Но Чермный этого ему прощать не собирается. Уже заявлял – покончит, мол, с Кащеем, и сразу в Киев вернется, Рюрику рыло чистить. Уже с Владимиром Галицким и братьями Святополчичами договорился, что поддержат его.
Сам Рюрик, кстати, под Кострому не явился. Только родовича прислал дальнего, да рать сметную, больше из ополченцев.
Киев-то далеко, туда Кащей еще долго не доберется.
В конце концов князья все же оставили перебранки. Примолкли, приутихли. Всеволод приструнил сынка, и тот нехотя согласился оставить все распри на потом. На будущее.
По нему видно было – ничего он не забудет. И в будущем все припомнит.
Но пока – смолк. Со всеми вместе стал обсуждать единоначалие в грядущем сражении.
Верховодить, ясное дело, каждый князь желал сам. Так что сразу пошли новые споры, ругань и взаимные обвинения. Пошли считаться по лествичному праву, кто кого старше, да кто кого главнее.
Сто лет назад посчитаться было бы легче. Тогда еще не так много поколений минуло со дня завещания Ярослава. Тогда у князей было еще заведено городами меняться, по старшинству их держать. Тогда самый главный всегда в Киеве восседал.
Но после Любечского съезда решено было, что каждый да держит отчину свою. После этого князья постепенно перешли к удельным порядкам, а городами стали меняться уже только внутри своих княжеств.
А самих князей развелось при этом столько, что все вконец запуталось. Сейчас уж и не сочтешь все эти роды, бесчисленные веточки на многовековом древе Рюриковичей.
Так или иначе, верховенство в конце концов определилось. Всеволод Юрьевич, наследник Андрея Юрьевича. Уже лет тридцать за ним великокняжеский престол, хоть и не в Киеве, а во Владимире.
Ему старшим быть.
Всеволод Большое Гнездо хитро прищурился. Понравилось ему признание всем обществом.
Конечно, он это признание себе загодя обеспечил. Совета не начинал, пока не убедился, что все его руку держат. С каждым отдельно пообщался, у каждого вызнал – чего хочет, за кого голос подаст.
Первым своим словом Всеволод выдвинул из князей темника. Ратного воеводу. И ни для кого удивительным не стало, что предложил он на это место Глеба Тиборского. Тот единственный здесь с Кащеем уже бился.
И даже не так чтоб совсем безуспешно. Очень даже нехудо держался, покуда все полчище не подошло. Там уже числом ворог таков стал, что никто бы не справился.
Это все понимали, а потому за поражение Глеба не хулили. Что большую часть дружины сберег – то уже молодец.
Да и кто всех здесь воедино собрал, если по чести? Не Всеволод, а как раз таки Глеб.
О том сказал вслух князь Петр, но Всеволод его тут же перебил. Мол, спору нет, благодарность Берендеичу, что из берлог нас выволок, да о беде упредил, но не о том сейчас речь вести нужно. Более важные вещи следует обсудить.
Глеб возражать не стал. Сам взял слово и принялся рассказывать о том, что больше всего присутствующих беспокоило.
О гибели Тиборска. О том, как именно Кащей его уничтожил.
Ничего скрывать Глеб не стал. Честно поведал обо всем, что видел. Призвал в свидетели всех, кто там был – воеводу Самсона, боярина Бречислава. Супругу свою попросил слова его подтвердить.
– Аж мороз по коже, – признал Всеволод Чермный. – Как представлю, что мой Чернигов так пожгут…
Князья покивали, поворчали согласно. Эта страшная Кащеева силища всех тут порядком напрягала. Иные даже шептались, что не зря ли вообще сбиваемся в такую кучу? Не Кащею ли на руку тем играем?
А ну как снова полыхнет тот адов огонь – да и сожжет на месте всю рать объединенную?
– Не полыхнет, – пробасил, поднимаясь с места, боярин Бречислав. – Даже у Кащея такого колдовства нет. Тиборск не он испепелил.
– А кто? – нахмурился Всеволод Чермный.
– Отец его то был. Навий князь, Вий Быстрозоркий. Судья мертвых.
– Ну а нам-то с того что? – брюзгливо спросил другой Всеволод, Большое Гнездо. – Сам Кащей или батюшка его – что это меняет? Раз полыхнул – почему другой не полыхнуть?
– Потому что сгинул Вий. Изгнали его старцы святые, Господом Богом на то благословленные. А с ним кабы не треть Кащеевой рати сбежала.
– А вот это воистину радостная весть! – просветлел ликом Всеволод. – И что за треть, из кого?
– Самая жуткая часть. Сплошь нечисть поганая – навьи, упыри да прочая нежить.
– Вот сейчас ты меня порадовал, боярин! – аж расцвел от счастья князь. – Эй, челядь, две медовухи этому боярину! Ты что ж раньше-то молчал о такой радости?!
– К слову как-то не приходилось, – улыбнулся уголком рта Бречислав.
Глеб сверлил его сердитым взглядом. Ему-то, понятное дело, боярин прежде донес об изгнании Вия. Гораздо прежде.
Только вот забыл упомянуть, откуда сам об этом прознал. Глеб его прямо в лоб спрашивал, дважды причем, да Бречислав оба раза в сторону разговор увел.
И что за старцы святые то были – тоже помалкивает. Были у Глеба на то свои подозрения, да не подкрепленные ничем.
Они же погибли, он сам видел. В огне заживо сгорели.
Правда, конь Фараон уцелел каким-то образом… Прискакал потом к людям, поймали его…
Но только конь. Без всадника.
Впрочем… не суть важно это сейчас. Потом, коли даден будет укорот Кащею – Глеб уж у Бречислава все выпытает. Бороду на кулак намотает, а ответ получит.
Ибо негоже такому подвигу безвестным оставаться. Возвестить надо о сих старцах. В святцы внести. Часовню им воздвигнуть. А лучше – храм многоглавый.
Чтоб не забыл сего свершения люд православный.
Став темником, Глеб с одобрения Всеволода стал выдвигать младших воевод. Те избирали себе сотников, а те – десятников.
Непростое было дело. Слишком огромным и разношерстным вышло войско. Попробуй так всех распределить, чтобы никто никому не мешал, а вот на помощь прийти мог. Всех надо в нужных местах расставить, каждому свою задачу дать, да чтобы он еще выполнить ее умел.
Над богатырями по общему согласию поставили старшого. Илью Муромца, разумеется, кого же еще. Титулование больше почетное, конечно: отдельной дружины из богатырей составлять никто не будет.
Да и что есть такое «богатырь»? Герой былинный. Известен коли делами своими ратными – хоробром зовешься. А коли подвигами известен – то уже богатырь. Один или два богатыря у любого князя в дружине сыщется.
Хотя теперь, конечно, не столько их, сколько в былые времена. Да и сами уже далеко не те.
Измельчали богатыри,
