– Лети, крылатая!.. – взмахнул клеткой княжич. – Лети!..
Жар-Птица, словно не до конца еще веря, выбралась наружу и расправила крылья. А Василиса уставилась на стебелек в руке Ивана и недоверчиво спросила:
– Это у тебя что такое? Разрыв-трава?
– Ага, – кивнул Иван, любуясь вспархивающей Жар-Птицей.
– Ты что ж ее, голой ладонью держишь?! – ужаснулась Василиса.
– А чем же мне ее держать?
– И без руки не остаешься?!
– Разрыв-трава только металл разрывает, – сказал Яромир. – Человечьей руке с нее ничего плохого.
– Да ладно, быть не может… – пробормотала Василиса, рассматривая невредимую ладонь Ивана.
А Жар-Птица тем временем описала круг под потолком, курлыкнула сладкозвучно и вылетела в малое оконце. Ивану на колени опустились два оброненных пера.
– Ух, какие!.. – обрадовался тот. – Яромир, а помнишь, у тебя тоже такие были?
– Я-то помню, – задумчиво взял перья оборотень. – Удивлен, что и ты не забыл. Дай-ка, Вань, я и из этих тоже стрелу сделаю… Она всегда пригодиться-то может…
Не без сожаления, но перья Иван отдал. Красивые они, конечно, но стрела волшебная куда полезнее. Яромир тут же и принялся ее мастерить, отломив ветку поровнее.
А пока Яромир ее обстругивал, Василиса с Синеглазкой поднялись в беседку и осторожно коснулись блюда. Выглядело оно самым обыкновенным, но постой чуть подольше, посмотри чуть пристальнее – и видно какое-то глубинное… сияние. Словно радуга исходила изнутри, словно целый омут скрывался за гладкой поверхностью.
– А отчего Кащей его здесь оставил? – спросила Синеглазка. – Отчего с собой не взял?
– Его далеко отсюда уносить нельзя, – ответила Василиса. – К этому месту приколдовано, только здесь чудеса показывает.
Только чудес блюдо не показывало. Не признавало чужаков, отказывалось на вопросы отвечать. Василиса уж и так его крутила, и эдак, и просила по-всякому, и грозить пыталась – молчало блюдо волшебное.
– Что, не получается? – спросил Яромир, подходя ближе.
– Да будь она неладна, тарелка заморская, не признает хозяина без слова тайного! – вспылила Василиса. – А слово то не простое – в нем буквы латинские да числа сарацинские! Намаялась я уже перстом по этому блюду окаянному водить!
– Вот ведь невежа какая! – возмутился Иван. Он тоже навис над блюдом и рявкнул: – Эй, отзовись, не то в осколки разобью!
Блюдо не отозвалось, Василиса закатила глаза. Княжич еще с минуту кричал на изделие из хинской белой глины, но все же сдался. Провел пальцем, издав противный скрип, и фыркнул:
– Ишь, какое. А вот твое зеркальце-то не кобенилось. Живо ответило.
– Что за зеркальце? – заинтересовалась Василиса.
– Да так, памятка бабушкина, – неохотно достала Синеглазка дивную безделушку. – Оно не шибко чародейное – разговаривает только, да слова приятные говорит.
– Все равно умная вещь, – ответила Василиса. – А ты молчала, прятала. Дай-ка гляну.
Синеглазка замялась. Не любила она давать свое зеркальце кому попало. Даже с подругами лучшими не делилась, потому как быстро поняла, что говорит чудо-стекло всем одни и те же слова.
А царице поляниц очень нравилось слышать, что именно она на этом свете самая-самая во всех отношениях.
– Да ладно тебе, дай ты Ваське глянуть, – укоризненно сказал Иван. – Не разобьет же она его.
– А если разобьет все-таки?
– Тогда я тебе на свадьбу другое куплю, еще краше.
Это богатырку умягчило. Василиса снова закатила глаза, взяла у нее зеркальце и принялась болтать с ним, словно со своей чернавкой. Синеглазка аж позеленела, слыша, как стекляшка уверяет Василису, что та прекрасней всех на свете.
– А теперь поговори-ка со своей товаркой, сделай милость, – попросила Василиса, поднося зеркальце к столику.
Она повела им влево и вправо, направила на окно, поймала луч утреннего солнышка – и отразила в блюдо. Солнечный зайчик заметался меж двумя поверхностями – и из обеих вынырнули бледные тени.
Словно людские отражения – только бликующие, переливающиеся. Они тоже заметались между зеркалом и блюдом – и лица у них были радостные, ликующие.
– Это кто такие?! – поразился Иван.
– Зеркалицы, – ответил Яромир. – Духи зеркал. Они живут в мире духов, все видят и все знают, а через зеркала показываются людям.
– Так это ж блюдце, а не зеркало.
– Один пес. Суть та же.
Василиса продолжала пускать солнечных зайчиков. Зеркалицы любят их донельзя. Когда блестящая поверхность испускает такой зайчик, живущая в ней зеркалица может выйти.
Всего-то на секундочку, но для них и это уже немалого стоит.
– Ну вот, зеркалицы-голубушки, помогли мы вам, а теперь и вы нам помогите, – ласково сказала Василиса, когда закончилась волшебная духова пляска. – Подскажите, где Кащей ту вещь схоронил, которой яйцо каменное отпереть можно.
Теперь блюдо благосклонней к Василисе отнеслось. Засветилось, заиграло цветами радуги… но показать ничего не показало. Только ее собственное, Василисы, отражение.
– Я бы удивилась, если бы все оказалось так просто, – вздохнула баба-яга. – Чем бы этот ключ от яйца ни был, зачаровать его Кащей не поленился. Не сыщем мы его ведовством.
– А само блюдо-то?.. – тюкнул легонько яйцом Иван.
Не оказалось нужной вещью чудесное блюдо. Ничего с яйцом не сталось.
– Ладно, – пожал плечами княжич. – А что-нибудь другое оно показать может? Что там в Тиборске сейчас делается?
– Покажи нам Тиборск, град стольный, – погладила блюдо пальцами Василиса. – Сделай милость, зеркалица. Ты, Вань, представь город-то. Думай о нем.
Иван представил. Да только ничего блюдо по-прежнему не показывало. Так, землю голую, даже не травой поросшую.
– Плохо представляешь! – попеняла ему Василиса.
– Да может, оно капризится просто по-прежнему?! – возмутился княжич.
– Ну спроси другое что-нибудь!
– Ладно, пусть брата тогда моего покажет! Глеба!
Теперь блюдо засветилось сразу же – и отразилось в нем лицо. Окаймленное русыми кудрями, с усами и коротко остриженной бородой. В ней уже серебрились первые седые волоски, а под глазами залегли преждевременные морщины. В свои тридцать два года великий князь Глеб выглядел на все сорок.
А потом картинка в блюде поднялась, отдалилась – и видно стало, что сидит он в седле, а на голове шелом. И вокруг… все приникли к блюду, разглядывая несметное войско.
– Это князь Всеволод, – негромко произнес Яромир. – А вон Иваныч. Васька Буслаев. Дедушко Демьян. Брат мой. Ого их сколько. Это где они все вообще?
Блюдо по просьбе Василисы принялось показывать окрестности. Стали видны огромный лес, полноводная река, зажатое между ними поле, городок…
– Знакомое что-то, – наморщил лоб Яромир. – Я там бывал, кажись… Конотоп, что ли?.. а, нет, Кострома! Точно, Кострома!
– Ага, – рассеянно кивнула Василиса. – Кострома. Наверное. Если ты так говоришь.
– Ой, девки мои! – ахнула Синеглазка, заметив конных поляниц. – Ого!.. они!.. ой…
Когда обзор поднялся еще выше, стала видна и другая рать. Стоящее напротив полчище нелюдей и татаровьев. Огромные боевые махины, железнобокие дивии и три двухсаженных велета.
– Ох, как же мы долго спали… – протянул Яромир. – Давай, ягая баба, расспрашивай блюдо обо всем шибче, да бежим к казне! Времени почти не осталось!
Глава 32
Подняли копья витязи. Тысячи и тысячи их устремилось в небо. Стрельцы тетивы натянули. Пешие вои щитами прикрылись, мечи из ножен вынули.
– Командуй, старшой! –
