– И то верно, – задумчиво покивал Иван. – Недаром тебя Премудрой-то прозвали.
– Немудрено таковой прослыть, когда все вокруг… кхм… – покосилась на него Василиса. – Что, вкусный василиск-то?
– Какой еще василиск? – моргнул Иван.
– Которого ты лижешь.
– Это петушок. Медовый.
– Это василиск. Медовый.
– Это петушок!
– У него хвост. Змеиный.
– Нет у него никакого хвоста, – откусил сразу половину Иван. – И не было.
– Как дети малые… – покачал головой Яромир. – Ты василиска-то сама видала хоть, ягая баба?
– Живого – нет. Спорышок его – видала, – спокойно ответила Василиса. – И еще на картинке видала, в книге премудрого Плиниуса. Я вообще много чего видала, Серый Волк.
Громадны и тяжелы оказались двери Кащеевой казны. Две многопудовых каменных плиты, перекрытые таким засовом, что и вдесятером не поднять. Кащей, видно, каждый раз велетов кличет, чтобы скрыню свою заветную отворить.
Если не считать главных ворот, только здесь во дворце и стояла сильная стража. Два дивия небывалых размеров. Не такие огромные, как Косари на Буяне, но гораздо крупнее обычных. Они почти подпирали потолок, удерживая в ладонях такие мечи, что человеку и от земли-то не оторвать.
При виде нарушителей они молча повернули головы. Пристально уставились безглазыми шлемами. Но с места не тронулись – только мечи чуть приподняли, скрестили перед дверьми.
– В казне я не была, – чуть слышно сказала Василиса. – Мимо дивиев-то прокралась невидимкой, но двери открыть не сумела. Другого входа в казну нет. И этого засова тут раньше тоже не было. Это Кащей перед уходом навесил, наверное.
Дивии продолжали стоять неподвижно. В Костяном Дворце несметно всякой челяди и постоянно появляются новые лица. Запомнить каждого невозможно. Так что вряд ли эти железные кустодии трогают тех, кто не покушается на им доверенное.
Но что они сделают, если подойти ближе?
– Шапки-невидимки у меня больше нет, – напомнила Василиса. – Так что придется иначе разбираться.
Яромир задумчиво жевал соломинку. Возле заветного дуба они с Иваном одолели дивия даже более страшного. Но тот был один – а этих двое.
– Давайте в драку-то не спешить, как следует все обдумаем вначале! – предложил Иван.
– Вань, ты ли это сказал?.. – удивилась Синеглазка. – Ты не заболел ли?
– Да он просто хочет леденец доесть, – отмахнулась Василиса.
– Напраслину возводишь! – возмутился княжич, торопливо догрызая петушка и обнажая Самосек. – Я всегда готовый! Вот, и одолень-трава у меня есть еще!
– Одолень ты сбереги лучше, – остановил его Яромир. – Последняя толика осталась. Мало ли где еще он службу сослужит.
– А коли не сослужит больше нигде? Коли уже и с Кащеем мы расправимся, а он все будет у меня за пазухой хорониться, своего часа ожидая? Глупо же выйдет!
– Не трогай одолень, – настойчиво сказал Яромир. – Сердцем чую – понадобится еще.
– Ну тогда сам думай!
Василиса тем временем втолковывала что-то Синеглазке. Рассказывала о каком-то Талиусе, медном велете Кандийского царства. Поляница морщила лоб, не смекая, при чем тут это.
– Что, не можете ничего придумать? – посочувствовал Иван. – Давайте я тогда метлу возьму, да и пройду внутрь, как метельщик.
– Не впустят в казну метельщика, – досадливо ответила Василиса. – Туда только самого Кащея впустят.
– Ну давайте я тогда возьму метлу… да и пройду внутрь, как Кащей.
На это Ивану даже не ответили. Василиса только поморщилась и сказала:
– Слушайте, от одного дивия я нас избавлю. Но вначале нужно одолеть второго. А для этого делайте так, как я скажу. Ты, богатырша, там встань. А ты, Ваня, вот здесь. Луки приготовьте оба, только понапрасну не стреляйте, ждите.
Иван с Синеглазкой переглянулись. Глаза их были на диво похожи – ясные у обоих, чистые, небесно-голубые. Видно, что ладная пара выйдет, красивая.
– Стрелой я эту железяку не пробью, – предупредила на всякий случай Синеглазка, но лук вынула.
– А пробивать и не надо, – сказала Василиса. – Стрела «шариком» или «томаром» есть?
– Есть, – наложила на тетиву затупленную стрелу поляница.
– Вот ею и стреляй… да не сейчас еще!.. И ты обожди! – прикрикнула на Ивана Василиса. – Ширинки есть у вас? Дайте мне.
Глядя с непониманием, княжич и поляница однако ж достали ширинки, протянули бабе-яге. У Синеглазки она была гладкая, чистая, узором цветочным расшитая. У Ивана – тоже не скверной ткани, но замусоленная вся, в козюлях подсохших.
Ее Василиса взяла с сугубым отвращением.
Однако ж взяла. Отвернулась от остальных, сложила ширинки в ладонях, наклонила к ним лицо, подула и зашептала оморочку:
Напади на тебя сон да морок,не поодиночке, а все сорок!Глаза твои отвожу,сознание твоё путаю,в чёрную паутину кутаю!Как мухи да комары к паутинекрепенько прилипают,так мои слова-дела-взглядытвою волю усыпляют!Навались на тебя морокас каждой стороны и с любого бока!Пропади, ясный разум твой,на один час земной!Путаю, кутаю, кручу,делай так, как я хочу!Как на лик твой подую,так сразу тебя и расколдую!Очи твои в тумане, а ум-разум твой – в дурмане!Очи твои в тумане, а ум-разум твой – в дурмане!Очи твои в тумане, а ум-разум твой – в дурмане!Дочитав, Василиса споро обвязала ширинки вокруг наконечников стрел и велела:
– Ты в левого стреляй, а ты – в правого… правый – это по ту руку, какой ты кашу ешь!
Иван обиженно засопел. Он знал, где право, а где лево. Просто подумал, что Василиса первым его назвала, а не Синеглазку.
Разом поднялись луки. Щелкнули тетивы. Свистнули стрелы. Стукнулись в обоих дивиев – и упали, как если б по щитам ударили.
А сами дивии резко очнулись. Вскинули громадные мечи, дернулись… да и повернулись друг к другу. И ни секундочки малой не промедлив – рубанули.
Бог уж знает, как сработала оморочка Василисы, что увидели дивии друг вместо друга. Но биться они взялись яростно, без потачек. Колотили железом о железо, меч о меч. Искр высекали целые снопы.
Да и продлился-то бой дюже долго. Очень уж одинаковы оказались дивии. Словно близнецы-братья сражались, что сызмальства к двойному бою приучены.
Один ударил – и второй в тот же миг. Меч встретил меч. Никто не промахивался, никто не плошал. Как два зеркальных отражения.
Окажись промежду – искромсают в момент.
Но сколь бы ни были прочны клинки дивиев, сколь бы ни были крепки доспехи – не беспредельно же. И колошматили они с такой страшной силой, что и вообразить не можно. Каждый удар оставлял скол на мече или вмятину на железной шкуре.
– Яромир, а Яромир, вот как ты полагаешь – чья возьмет? – спросил Иван с горящими глазами. – Давай об заклад побьемся! Я за левого стоять буду, а ты за правого стой!
– Да не, неохота, – отказался Яромир.
– А я побьюсь! – закивала Синеглазка. – Только я сама за левого хочу! За правого лучше ты стой!
Иван начал было спорить – да тут их заклад закончился, не успев начаться. Дивии одновременно ударили друг друга мечами в грудь. Но если левый только погнул доспех, то правый – прорвал. Вонзился клинок в самую глубину, донесся оттуда визг, потекла густая кровь… и все стихло.
После того бой закончился. Один дивий упал и
