Видно, не забыл истукан, кто по ним из лука стрелял. Не собирался просто так на стражу возвращаться. Сызнова клинок поднялся, шагнул вперед дивий… да уже вскинула руки Василиса. Встряхнула белыми пальчиками, скрючила их – и полыхнула молоньями!
Так-то ярко сразу стало! Освещен был коридор лишь парой тусклых лампад, в полутьме пребывал… но теперь озарило его – хоть глаза выкалывай! Синеглазка вскрикнула, Иван отшатнулся, а дивий… дивий повалился мертвым.
Доспехи его, видно было, пострадали не сильно. Так, закоптились слегка. Но из самого нутра тянулся дымок и пахло жареным мясом. Сдохла живая дивия сердцевина – а без нее он просто железа груда.
– А что ж ты сразу-то так не полоснула? – внимательно глянул на Василису Яромир.
– Перуновы молнии – они сил много отнимают, – сконфуженно призналась княгиня. – Я ими не сполна еще овладела. Голова после каждого раза кружится, качает всю. Так что с дверями вы теперь сами уж…
Снова разрыв-трава службу сослужила. Без нее этот засов ни в жизнь бы поднять не удалось. Его, поди, десять богатырей на полпальца не сдвинут – что уж про всего четверых говорить, двое из которых вовсе девицы.
Но разрыв-трава железо как сухую бересту прорезала. С хрустом лоскутья разошлись, с треском. Вывалились две половинки из огромных петель – и осталась только сама дверь.
Но вот что с нею делать – то непонятно. Кащей ведь казну не на замок запирал, не на ключ – а на слово заветное. Стояли четверо гостей незваных перед холодным камнем – думу думали.
Как дальше быть – не знали.
– Если на дверях был засов – значит, двери открываются наружу… – задумчиво произнес Яромир, подходя ближе.
– Это и я догадался, – ответил Иван. – Ты скажи лучше, как их открыть-то. Разрыв-трава камень не разрывает.
Яромир еще раз прошелся от стены к стене. Поймал взгляд Василисы – та лишь пожала плечами. У каменных плит не было петель, не было запоров, не было замочной скважины. Многому научили ее все три бабы-яги, но не тому, как отпереть дверь неотпираемую.
– Коли ломать, то это мы тут до лета просидим, – молвила Синеглазка, колупая камень пальцем. – А Кащей их как отворял?
– Слова волшебные говорил, – ответила Василиса. – Я пыталась подслушать, да не вышло. А снять чары не могу – Кащей их сам накладывал, тут ни один кудесник не переселит.
– А может?.. – вытащил каменное яйцо Иван.
Без лишних раздумий он тюкнул им по воротам казны – и вздохнул. Не оказались дверные плиты нужной цацкой.
– Было бы слишком просто… – протянул Яромир, ковыряя чуть заметный скол.
Яромир Серый Волк кое-что понимал в делах чародейных, но подлинным волшбодеем не был никогда. Отец вот был, а они, три брата-оборотня, просто нахватались кое-чего. Мудрено не нахвататься, когда родился сыном Волха Всеславича, когда сызмальства видишь вокруг чудеса и умные вещи. Много с кем они знались, общались, много у кого перенимали всякое. Баба-яга меньшая им вовсе теткой приходилась двоюродной.
Так что умел Яромир кое-что, умел. Заговоры мелкие знал, в травах чудесных разбирался, сокрытое видеть мог. Но не более. Братец Бречислав чуть больше поднаторел, хотя до настоящего кудесника и ему далеко.
А вот сестрица Белослава… единственная дочь Волха… Ее и впрямь чародейкой назвать можно… было. Яромир не знал доподлинно, жива ли все еще Белая Лебедь, и коли да – где обретается. Разошлись их пути-дороги давным-давно, улетела Белослава от братьев. Да и с мужем негодно поступила, постыдно. Аж с самим Кащеем спуталась… впрочем, то дело прошлое, дело давнее.
Редко теперь Волховичи о сестре заговаривали.
Но здесь бы она пришлась кстати. Если в чем Белослава и ведала, так это в подобных делах. Горы отворять умела. Недры земные. Пожалуй, и с этими плитами бы справилась…
Впрочем, пока их пути-дороги еще не разошлись, кое-что Белослава брату порассказала. Было однажды дело, сиживали они двое, да Финист еще был с ними, да живой тогда еще Белославы муж, Михайло Черный Медведь. Славный богатырь был, да и оборотень добрый… но теперь уж ни к чему поминать его.
Главное, что молвила тогда Белослава промеж иными речами, что слово заветное к волшебной двери – его подобрать можно. Не всякому такая задача посильна, но тому, кто умеет зреть сокрытое, вполне по плечу.
А Яромир сокрытое зреть умел.
– Аз! – отчетливо произнес Яромир, пристально глядя на дверь. – Буки! Веди!
Иван с Синеглазкой только глазами хлопали. А вот Василиса сразу поняла, что оборотень надумал, с невольным уважением глянула. Тоже принялась за дверью следить, ловить мерцания чуть заметные, чародейских узоров сплетения.
– Како! – чеканил Яромир. – Люди! Мыслете!
У него аж глаза заболели – так он старался ничего не упустить. Поначалу вовсе слаба надежда была – подобрать заветное слово таким манером крайне сложно. Но Яромир не сдавался.
– Ферт! – глаголил он. – Хер! Омега!
Трудно дело шло, медленно. Пройдя по всей азбуке, Яромир повторил ее еще раз, и еще – особливо упирая на те буквы, на которых вроде видел колебания. Потом стал произносить уже только их – в разных порядках, подряд и вразброс. Так и сяк пробовал сочетать их, слоги составлял, на опять-таки колебания смотрел пристально.
Василиса быстро поняла, что ей тут помочь нечем. Не так зорко она видеть умела. Колдовать-ворожить – в этом Волховичи ей не ровня. А вот сокрытое узреть – тут она против Серого Волка слаба.
Ей это слово заветное и в месяц не подобрать.
А вот Яромир постепенно продвигался… очень постепенно. Час минул, второй пошел, третий за ним начался – и двери все еще оставались заперты. Иван, Василиса и Синеглазка успели даже поснедать за самобранкой, пока оборотень бормотал перед каменными плитами.
Но орудовал он уже не буквами отдельными, не слогами даже, а целыми кусками слов. Уверился уже, что верно нашел все частицы ключа – и теперь лишь собрать его осталось верно.
Еще чуть-чуть, еще совсем чуть-чуть…
– Ша… – по слогам говорил Яромир. – Аз… Мыслете… Аз… Ша… Ша… Аз… Мыслете… Мыслете… Ук… Шам… Шама… Шамаш-шамму птаха тара!
Бессмыслицей это прозвучало для всех, даже для премудрой Василисы. Но не для каменных дверей. Услышав заветные слова, те вздрогнули, загрохотали и растворились настежь. Яромир с Синеглазкой подхватили со стен лампадки, и в мерцающем их свете незваные гости вступили в Кащееву казну.
Вступили – и обомлели.
Все знали, что казна у Кащея богатейшая. «Богат, как Кащей» – оно же не просто так в народе говорится. Потому и ходили в его царство до злата охотники – все головы впустую складывали, да никак не переводились.
Алчность – она такая, глаза застит.
Но сколько именно у Кащея злата-серебра – того никто доподлинно не ведал. И теперь, когда предстала перед очами эта куча… гора… горища монет и каменьев!.. Бесконечные скрыни, сундуки, ларцы, да и просто россыпи!
Несчетно, несметно!.. Купаться можно, зарыться целиком, дом построить из
