У Пакса задрожали губы.
– Почему ты говоришь такое?
Эллис пожал плечами.
– Это правда. Зачем мне врать?
Пакс сморгнул слезы.
– И шляпа у тебя неплохая, – улыбнулся Эллис, пытаясь разрядить обстановку. Он не понял, почему Пакс расплакался. – Очень стильная.
– Спасибо. Это тоже копия, образец был в музее. Я не художник, как Вин… Не могу придумать ничего нового. – Пакс говорил торопливо, желая скрыть смущение. – Слепил себе наряд из одежды, которую носили в прошлом. У нас любят такие шляпы. Раньше их называли «котелками». Одно время я носил другой старинный головной убор, цилиндр, но котелок мне нравится больше. Его не сдувает ветром, а я сейчас часто выхожу наверх, на траву.
Пакс снова отвернулся и вытер слезы. Но плакать не перестал.
Эллис решил проявить великодушие: отвел глаза и притворился, что ничего не видит. Если бы рядом плакала женщина, Эллис бы попытался обнять ее или еще как-нибудь успокоить. Но Пакс не был женщиной. А если плачет мужчина, то лучше всего притвориться, будто ничего не заметил. Однако мужчиной Пакс тоже не был.
Эллис совсем запутался.
Пакс ему нравился. Рядом с этим лысоголовым посредником он чувствовал себя куда спокойнее и уютнее, чем в обществе собственной жены, матери и даже Уоррена.
Они постояли еще немного, пока Пакс боролся со слезами, то пряча лицо в сгибе локтя, то прикрываясь шляпой. Эллис протянул руку и бережно сжал его плечо. Спустя минуту Пакс выпрямился и снова водрузил котелок на голову.
– В день трех Чудес у нас здесь устраивают фейерверки. – Слова прозвучали почти совсем спокойно. Пакс откашлялся и шмыгнул носом. – Лучше фейерверка может быть только день дождя.
– А что это?
Пакс обернулся. Глаза у него были красные, но на губах играла радостная улыбка.
– День дождя – это здорово! Когда там, на траве, над каким-нибудь из парков собираются облака, я беру порт-колл и отправляюсь наверх… Просто стою под дождем. То есть сначала стою, а потом не выдерживаю и пускаюсь в пляс. Люблю такие дни. У нас здесь погода никогда не меняется. Иногда художники устраивают метеошоу, но настоящий дождь все равно лучше.
– А снег?
– Снег – это красиво, но все равно не то. Как ты, наверно, заметил, здесь многие не носят одежду. Она им не нужна, потому что климат в Полом мире очень ровный и теплый, и его поддерживают, чтобы всем можно было ходить голышом. В костюме бывает жарко, но зато люди всегда меня узнают.
– Повторюсь, у тебя отличный наряд, – сказал Эллис. – Очень элегантный.
Губы Пакса дрогнули, и он снова отвернулся.
– Извини. Я не хотел…
Пакс быстро пересек комнату и скрылся за дальней дверью.
Эллис стоял, прислонившись спиной к балконным перилам, и чувствовал себя на редкость паршиво.
– Эллис Роджерс, – раздался громкий шепот Альвы, – вы, сэр, просто удивительный человек. Позвольте предложить вам прохладительный напиток! Или, может, приготовить что-нибудь поесть? А то вы с Паксом толком и не поужинали. Если очень хочется, могу даже сотворить гамбургер. Шаблона у меня нет, но попробовать стоит.
– Пакс расстроился? Чем я его обидел?
– У Пакса есть много поводов для расстройства, но ты, мой милый, к ним не относишься. Точно тебе говорю. Жалко, что ты встретился нам только сейчас… Мне очень хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. Может, послушаем музыку? Хочешь? Давай я включу песню из твоего времени. Вот, например.
Раздалась тихая фортепьянная мелодия – первые лиричные аккорды старой, до боли знакомой песни.
– Нравится? Я очень люблю эту музыку. Она ведь была популярна в твои дни?
Спустя мгновение Эллис услышал голос Джона Леннона, такой же, как две тысячи лет назад. «Давай с тобой представим: над нами рая нет…»[2] Пришла очередь Эллиса утирать слезы.
* * *Пакс так и не вышел из своего укрытия, поэтому Эллис решил вернуться в спальню, где стояла кровать с балдахином. Его внимание привлекла небольшая статуэтка, которую он не заметил утром. Грубоватая, но красивая скульптура – две человеческие фигурки, одна приподнимает другую, будто в танце. Стоило Эллису прикоснуться к ней, как тут же раздался взволнованный голос: «Паксу, с благодарностью за все, что ты для нас сделал. Без твоей помощи мы бы не справились. Ты – четвертое Чудо. Нал».
Эллис неожиданно понял, что видел такие статуэтки по всему дому. В одной только спальне стояло восемь штук – в основном, на верхних полках, подальше от посторонних глаз. Все статуэтки были разными, и не каждый из скульпторов мог похвастаться отточенным мастерством. Одна из фигурок, стоявшая на высокой полке над самыми окнами, так и притягивала взгляд своим изяществом и выразительностью: на краю скалы, увитой терновыми шипами, лежал человек и крепко держал за руку другого, висевшего над пропастью. Эллис хотел дотронуться до статуэтки и послушать, какое послание было в ней записано, но не смог дотянуться. Слишком высоко. Наверное, ее поставили туда специально.
Явно желая ему угодить, Альва предложила на выбор множество развлечений. Телевизоров в Полом мире не было, зато были граммы, голо и векции. Граммы – сокращенно от «голограмм» – делились на статичные и движущиеся. Похоже на фильмы и фотографии, только в трехмерном формате: изображение разворачивалось в пространстве, так что можно было обойти вокруг объекта и осмотреть его с разных сторон. А в голо зритель сам становился активным участником. Отдельный голо представлял собой интерактивную среду, вроде компьютерной игры с возможностью полного погружения или обучающей программы. Эллису так и не удалось ничего узнать про векции, потому что Альва подсунула ему учебную голограмму под названием «Наше прошлое». Эдакий многосерийный документальный фильм, напоминавший программы на канале «Хистори». Альва начала с восьмой части – «Энергетические войны».
Передачу вели говорящие песочные часы, которые иногда начинали петь и приплясывать. В самом начале Эллис увидел страшные бури, охватившие планету; часы рассуждали об иссякающих запасах топлива и глобальном потеплении. К середине пятидесятых – две тысячи пятидесятых, ему как раз бы исполнилось сто лет – климат изменился до неузнаваемости. Разрушительные ураганы случались все чаще, и сельское хозяйство по всему миру приходило в упадок: фермерам просто не удавалось вырастить урожай в таких суровых и непредсказуемых условиях. Люди начали повсеместно использовать парниковые технологии, но, по словам песочных часов, «разгневанная матушка-природа» сметала даже каменные павильоны. В попытке укрыться от ураганов сельскохозяйственные организации начали строить фермы и жилье для своих работников под землей. Ветра становились сильнее, число погибших росло, и многие кинулись искать работу на этих подземных фермах.
Часы выразительно нахмурились, вздрогнули, отчего внутри у них поднялась небольшая песчаная буря, и продолжили свой рассказ:
