– Что вы себе думаете? – встряхнул Паулине, взяв за плечи. – Что мне доставляет радость мучить вас? Доставляет удовлетворение мысль о том, что теперь вы будете висеть на моей шее? Да радуйтесь, что…
– Да уж радости столько, как бы унести! – Аарди скривила губы, и показалось, что сейчас плюнет ему в лицо. – Видеть постоянно вашу кислую рожу. Сидеть в этом затхлом каменном мешке. Я… – Она вдруг осеклась. – Я домой хочу. Мой дом не здесь. Не в этом… Да вы не поймёте никогда!
Она снова замолчала и дёрнулась, пытаясь высвободиться. Её глаза налились влажным ужасом – того и гляди расплачется. И как ни не склонен был Хилберт верить её фальшивым причитаниям, а вдруг – поверил. Что ей сейчас так же паршиво, как и ему. Что она ровно так же не желает видеть его в качестве своего супруга. Что странно, если вспомнить, что именно об этом она мечтала несколько лет назад. И во взоре её залегло что-то ещё, какая-то отчуждённость, инаковость – будто всё, что сейчас происходило, не укладывалось у неё в голове.
– Ваш дом пуст. Земли распроданы, – сказал Хилберт уже спокойнее и вдруг погладил ладонями её плечи, хрупкие, подрагивающие от скорых рыданий. – Вам, по сути, некуда возвращаться. Пока. Но, может, со временем мне удастся восстановить ваше поместье. Хотя я не могу ничего обещать.
– И правильно. Не стоит. – Девушка горько усмехнулась. – Всё может оказаться не так, как вам думалось.
Она дёргано отстранилась и ушла в женскую часть замка, больше ничего не сказав. Хилберт постоял ещё немного, глядя ей вслед. С ней всегда было тяжело – с самых юных пор. Тяжело было говорить, отбиваясь от злых колкостей, за которыми она прятала влюблённость, и пытаясь уколоть в ответ. Тяжело было находиться рядом, когда бурлит кровь в теле, требующем женской ласки, – а она смотрит так, будто зовёт и в то же время заранее отталкивает. С пятнадцати лет Паулине дер Энтин уже сводила с ума мужчин. Хотела завладеть и разумом Хилберта, но он сопротивлялся. Потому что чувствовал в ней смутную угрозу. Опасность.
И та подтвердилась, когда вместе со своей сестрой Паулине жестоко оклеветала отца, обвинив в изнасиловании. И ей поверили. Поверили Эдит, которая признала себя жертвой. Все поверили в слёзы девушек, в их страх и боль – и Маттейс попал в большую опалу, которая продолжалась до сих пор. Ему почти удалось восстановить доброе имя. Сохранить часть имущества – и он сделал всё, чтобы разорить её род и подчинить себе ту, которая отравила его жизнь.
И сейчас Хилберт корил себя за то, что на короткий миг, но поддался её жалостливому виду, её такой натуральной обиде. Но чем дольше стоял один, тем яснее осознавал свою ошибку. Пусть мучается. Она это заслужила. Да только ему-то это наказание за что?
Хилберт не стал возвращаться в кабинет, где ещё оставались сестра с тёткой. Он отправился к себе и почти не удивился, когда через полчаса к нему едва не ворвалась Ренске. Если с Дине они не слишком-то ладили, то с сестрой отца, как бы мало с ней ни встречались, часто находили общий язык. Мейси ван Стин в большинстве случаев привлекала к себе всех и легко входила в доверие. Видно, тётка Тесса ей обо всём и рассказала.
Девушка распахнула дверь настежь и влетела алым всполохом шёлкового платья. Хоть на улице совсем не лето, а в Волнпике всегда чуть промозгло, она не одевалась тепло, как будто её грел жар собственной неугомонной души. Ренске едва не всю комнату окутала запахом редких ламасских роз ещё издалека. Взбудоражила видом чуть оголённых плеч.
– И ты согласишься? – возмутилась звонко – даже в ушах зазвенело. – Одно дело, когда твой отец женился бы на ней, а другое…
Она остановилась у двери, словно сама опасалась, что приблизится и случится какая-то катастрофа.
– Мне придётся. – Хилберт сразу оборвал все дальнейшие возмущения Ренске.
– Твой отец был не в себе… – Девушка слегка поостыла.
Подошла спокойнее и села напротив по другую сторону стола, за которым Хилберт перечитывал документы по долговым обязательствам семейства дер Энтин.
– Мой отец был слишком в себе. Он даже успел всё устроить перед своей смертью. Да, его не волновали мои предпочтения. Но он прав. Интересы Ордена, а значит, и всего антрекена, а там и королевства, важнее моих личных забот.
– Забот? – Верхняя губа Ренске чуть приподнялась от негодования. – Значит, я и наша сорванная свадьба – это всего лишь «забота»?
Её голос взвился на высокие ноты.
– Не начинай, я прошу тебя. Ты же не глупа, Ренске. – Хилберт встал резко, будто стул под ним загорелся.
– Если тебя так волнует судьба Ордена, то отдай Паулине моему брату. Он предлагал твоему отцу хорошую сумму за неё. В Ордене найдутся сильные Стражи, которым её способности будут полезны.
– И этот Страж займёт моё место Главы? – Хилберт усмехнулся, поглядывая на девушку искоса. – То, которое моё по праву наследования? Я, кажется, ещё жив.
Слова Ренске кольнули неприятно. Как будто он сам не понимал, что родовая магия ван Бергов давно угасает. Что он не обладает даже половиной тех способностей, которые были у его деда, и недотягивает даже до тех, что были у отца. А значит, это даёт надежды многим амбициозным аристократам занять его место. Потеснить, убедив Совет, что род ван Бергов больше недостоин хранить мудрость и силу Знака.
– Если ты будешь моим мужем, антреманн никогда не допустит, чтобы кто-то занял твоё место.
Ренске тоже встала и подошла. Остановилась близко-близко, заставляя жадно вдыхать её запах. Такой неподходящий молодой девушке, но подходящий именно ей. Привычный, тёплый и будоражащий самые глубины души. С ней невозможно было находиться рядом спокойно, особенно осознавая, что эта девушка готова принадлежать тебе до конца. И лишь строгие нравы, требующие первой близости супругов только после свадьбы, останавливали её от многих безумств. Так казалось. Это Хилберт чувствовал всегда, как касался невесты – а её невозможно было не касаться. Он взял Ренске кончиками пальцев за подбородок и приник к мягким губам. Она раскрылась ему навстречу, схватила за рубаху на груди и потянула к себе. И по горлу её прокатился тихий стон. Сколько раз приходилось сдерживать себя, чтобы не позволить себе лишнего. А она умела – лучше иных опытных женщин – взбаламутить всё внутри, заставить гореть желанием. И этим напоминала Паулине, только более открытую и податливую.
– Хилберт, – шепнула она. – Останься со мной. Отец простит. Он уже на другом берегу.
Распустила завязку его ворота и распахнула резким движением. Провела ладонями по открытой коже, едва дотрагиваясь кончиками пальцев до слабых следов шрамов: Геролф залечивает
