– Повторяю. Я не знаю, чьих это рук дело. – Я дёрнула плечом. – Так и передайте мениэру ван Бергу. Я не виновата.
Наверное, в моем голосе было больше усталости, чем напора. Но сил на яростный спор уже не осталось.
– Вы сами обо всём ему расскажете, – покачал головой Алдрик. – И, боюсь, ваша жизнь после свадьбы может стать теперь гораздо сложнее. Потому что таким злым я мениэра ван Берга ещё никогда не видел. Но вы встретитесь с ним чуть позже. А сейчас сядете обратно в карету и поедете в Ривервот. Церемония перенесена на завтра.
– Наверное, я не смогу пойти на церемонию в таком платье? Не находите? – Я расправила подол, показывая, в каком он плачевном состоянии.
Страж окинул меня взглядом – наконец-то более внимательным, не подёрнутым пеленой гнева и раздражённой усталости.
– Хотите сказать…
– Хочу сказать, что я больше часа бегала от этих мужиков по лесу! – резким взмахом руки указала в сторону мёртвого кучера. – Посмотрите, ну! И я понятия не имею, кто меня увёз. Понятия не имею, куда подевались те Стражи, что меня сопровождали. Это же были ваши люди. Вы назначали их, разве не так? Спросите Дине! Она должна была что-то видеть! Хватит считать меня козлом отпущения во всём, что творится вокруг вас! Как же вы все меня достали!
Алдрик вскинул брови.
– Козлом отпущения? – переспросил слегка растерянно.
Я махнула рукой: забыла, что здесь таких выражений, конечно, никто не знает, и смысл их для местных непонятен.
– Вы считаете меня виноватой во всём! И тыкаете пальцем в первую очередь в меня. Сколько можно? Послушайте меня хоть раз!
Страж поднял ладонь, пытаясь меня остановить.
– Хорошо. Успокойтесь, – сказал он обречённо. – Дождёмся поимки второго беглеца. Его привезут в Ривервот, а пока прошу вас вернуться в карету. Пока мы доберёмся до города, будет уже совсем поздно. А вам и всем остальным надо ещё отдохнуть.
Ну что ж. Хорошо, что он всё же остудил голову и включил мозг. На негнущихся, словно сухие палки, ногах я вернулась в экипаж. Даже спину ломило от того, как хотелось обернуться на Алдрика, убедиться, что он и правда здесь. Что это не сон, и всё закончилось. А значит, не будет встречи с неизвестностью впереди. Зато будет встреча с Хилбертом, ещё одним упрямцем.
Весь обратный путь я сидела в карете, как бездумная кукла – мысли погасли. Скоро совсем стемнело, а дорога всё никак не заканчивалась. И уже, показалось, глубокой ночью шаткая загородная колея сменилась наконец сначала хорошо укатанным трактом, а затем и вовсе твёрдой мостовой. Тело, вконец измученное беготнёй, долгим сидением и постоянной, пусть и не такой, как обычно, сильной тряской, почти в голос застонало, требуя отдыха. Пусть меня вывалят сейчас на эту брусчатку, а я лягу и усну, не пошевелюсь даже, чтобы принять более удобное положение.
Мы остановились у какого-то постоялого двора, кажется. Хоть я рассчитывала, что меня привезут к дому антреманна – как минимум. Алдрик открыл дверцу и отошёл в сторону, помогая выйти.
– В доме Феддрика ван Стина нынче очень много гостей, которые должны были разместиться в Волнпике, но вынуждены остаться здесь, – предугадав мои мысли, пояснил он.
– Мениэр ван Берг тоже там? – вяло поинтересовалась я.
Наверное, важного гостя антреманн пожелал оставить при себе.
– Нет, он встретит вас здесь.
Вот тут-то меня и ударило холодной колотушкой между лопатками. Похоже, после долгой дороги меня сразу ждёт ещё и совсем не приятный разговор. А ведь хотелось оставить его хотя бы до утра. И убедить в чем-то злого Хилберта будет гораздо сложнее, чем отдохнувшего.
Страж провёл меня внутрь, а его сопровождающие двинулись за нами на некотором расстоянии, тихо переговариваясь. Миновав харчевню на первом этаже, мы через боковой ход вышли сразу на лестницу, что вела к номерам. Этот постоялый двор выглядел гораздо лучше, чем тот, где приходилось останавливаться в прошлый раз. Его можно было бы даже счесть за стилизованную под старину гостиницу, попадись он мне в моём мире. Всё аккуратно и чисто – даже в коридоре. И светло – что позволило заметить тёмные пыльные разводы на светлом костюме Алдрика.
Я старалась не волноваться. Хилберт всё равно ничего мне не сделает: я нужна ему по-прежнему. Но и потреплет нервы изрядно, даже если поймёт, что я не виновата. И потому сердце колотилось, как ошалевшее, гоняя по телу адреналин. Становилось то жарко, то холодно. По мокрой спине бегал озноб. Я даже обхватила себя руками за плечи – и Алдрик покосился на меня с лёгкой насмешкой во взгляде. Он коротко постучал в одну из дверей. Отрывистое разрешение войти, тон, которым оно было произнесено, не оставили даже доли сомнения в том, что Хилберт крайне разозлён. Что делать, придётся готовиться к крепкой стычке, потому как отступать без боя я сегодня не собиралась. Хватит с них моей доброты и терпения!
Страж открыл дверь, пропуская меня мимо себя, а потом сразу затворил её, войдя тоже. Ван Берг сидел у большого круглого стола посреди комнаты, закинув ногу на ногу, и раздражённо покачивал носком сапога. Алдрик подошёл к нему, склонился и что-то тихо сказал. Хилберт, приподняв бровь, окинул меня внимательным взглядом и встал.
– Можешь идти, Алдрик. Позвольте узнать, что привело вас в столь плачевный вид, мейси? – спросил без издёвки, будто ему и правда было интересно.
– Сбежать пыталась. – Я подошла ближе, весьма удивлённая его спокойным тоном. – Только не от вас. А после того, как меня похитили по дороге на церемонию.
Взгляд Хилберта ещё раз скользнул по моей фигуре сверху вниз, медленно, оценивающе. Конечно, видок у меня был не ахти. Но всё равно на миг представилось, как смотрел бы на меня Антон, когда увидел бы первый раз в свадебном платье. Какие чувства отражались бы на его лице? Сейчас я видела в глазах Хилберта – странно! – восхищение. Только, наверное, отравленное горечью от осознания, что церемония была сорвана.
– Несмотря ни на что, вы очень красивы в этом платье, – вынес вердикт йонкер. – Очень. Жаль, момент вашего появления в храме теперь испорчен. Завтра будет уже не то.
Он обошёл вокруг стола, а мне только и оставалось стоять и наблюдать за ним, всё сильнее поражаясь. И гадать, что ждёт меня дальше. Пока, кажется, ничего страшного не происходило.
– Не суетитесь, мениэр. – Мой голос печальной насмешкой разлился
