Лес проснулся (СИ)

из рук стопку бумаг, в которую паренек вцепился, и что-то тихо и задушевно объясняя, повел к выходу. То есть, к нам. Мы, не сговариваясь, отступили в стороны, и присев, слились со стеной. Объект довел очкарика до самых дверей и остановившись в нескольких шагах от моей физиономии, одобрительно похлопал парня по плечу, вручил стопку бумаг, произнес несколько слов, из которых я узнал только “туморроу” и вежливо подтолкнул к проему. Очкарик удивленно смотрел на него, неловко кивнул и со стопкой бумаг в обнимку, спустился вниз. Нас, к счастью для себя, не заметил. Осталась только девчонка. И вот она, судя по развитию ситуации, одна отсюда не выйдет. Надо действовать сейчас. Я оторвался от стены, вступив в освещенный квадрат пролета и невидимый из офиса, кивнул в сторону дверей. Ефим отрицательно замотал головой и показал мне указательный палец, – “ждем, когда останется один”. Раз мы перешли на знаки, я изобразил на пальцах, что сейчас будет происходить за дверями. Жест не из тех, что приняты у спецподразделений, скорее из разряда школьно-хулиганских, но то, что наш объект один не останется, Ефим думаю, понял. Ответить не успел. Двери с тихим скрипом закрылись, послышался звук запираемого замка. Он ее действительно, прямо здесь, сейчас будет. Мысли продолжали бешено прыгать в голове. Я схватился за ближайшую. Очкарик еще рядом. Его шаги только-только затихли. Значит, он вышел на третьем этаже и скорее всего сейчас еще в коридоре. Даже если его комната близко, я успею заметить, в какую он входит. Пока несся вниз, в голове мелькало, если парень до ночи сидит с боссом, может что-то знает? И что всё равно больше спрашивать некого. И еще – хорошо, если бы он жил один. Армейские ботинки, мало того, что крепкие и надежные, еще и бесшумные. Я выглянул в коридор третьего этажа. Паренек шел по полутемному коридору и, судя по силуэту, продолжал обнимать стопку бумаг. Я двинулся за ним, прижимаясь к стене. Он дошел до одной из дверей, достал карточку и поднес к замку. Хорошо. Значит, живет один. Иначе бы постучался. В комнату мы вошли вместе. Он сделал первый шаг, дальше я, мгновенно преодолев оставшееся расстояние, втолкнул его. Он так удивился, что не успел испугаться. Листы полетели на пол, он растерянно обернулся, я прижал его к стене, зажав рот и произнес единственное, что помнил из разговорника: – Куает, – и добавил, – релакс! – И еле сдержался, чтоб не добавить еще и “донт ду ит”. Мозг зачем-то вытащил из недр памяти. Парень разглядел мою рванную физиономию и вот теперь испугался. Сильно. Глаза округлились и скосились мне за спину. Вслед за мной в комнату проскользнул Ефим. – Надо было дождаться, пока главный не освободится! – зло зашипел он мне в ухо. – Дождемся, – кивнул я. – Где он находится, мы знаем, в ближайшие несколько минут никуда не денется. Но он заперся, а пока поспрашиваем этого. Паренек, услышав русскую речь, испугался еще больше. Я знаю, что это не довод, но у него в глазах, мелькнуло кроме испуга и некое понимание происходящего. Я осознавал, что был под действием норавалерона, но кажется, именно синтетический психостимулятор обострил внимание до такой степени, что подобные мелочи бросались в глаза. Я достал нож. Покрутил в руках перед глазами паренька, показал на Ефима и себя, продемонстрировал четыре пальца. – Где еще четверо? – Он не понимает. А если б и понимал, то ему откуда знать где они?! Ты не того спрашиваешь. – А я уверен, что он понял. – Я приставил лезвие к горлу пацана. Тот затряс головой и указал пальцем куда-то вниз. – Вот видишь! – Что? Он пальцем вниз показывает. Ты понимаешь, что это значит? – Понимаю. И он меня понял, – я уверенно схватил очкарика за шиворот и подтолкнул к двери. Прежде чем выйти, показал ему на глушитель. – Будешь дергаться, выстрелить не задумаюсь. Ясно? И снова тот кивнул. – Пошли, покажешь. Пустыми коридорами снова спустились на первый этаж. Нога вахтера торчала из-за стойки. Пленник ее может и не заметил бы, но я намерено провел его рядом и как бы невзначай пнул конечность, забросив за стойку. Пусть боится очкастый, не расслабляется. Держал его за плечо и чувствовал, как оно дрожит. Парень вел нас к выходу. Я остановил его. – Куда? Ты вниз показывал, – и повторил его жест. Он ткнул влево и снова вниз. – Basement side of the building. Is there. – Что еще за из да? Ты нас в изду, сука ведешь?!! – Он говорит, что подвал сбоку от здания, – вмешался Ефим. – О! Так ты по-английски понимаешь? – Да пару слов. – Так спроси его про ребят? Почему сразу не спросил?! – Да не говорю я по-ихнему. Говорю же, пару слов знаю. Могу иногда понять, о чем говорят, если не слишком быстро. Но разговаривать не умею, – он подошел к двери, – я первый. – Помнишь, да? Все делаешь тихо, – я снова толкнул заложника, – тебя, ватс ю, кстати, нейм? – What? – Нэйм? – Tony. Anthony Hernandez. – Пошли Тони. Мы вышли на воздух мимо прижавшегося к стене и целившегося в небо Ефима. Энтони не доходя до угла здания остановился. – Where security. – Чего он лопочет? Чего встал? – Говорит, там охрана. Эта стена была невидима со стороны леса, где мы залегли днем. Я осторожно выглянул, увидел двух вооруженных людей, стоявших перед наружным входом в подвал. По тому, как стояли и держали автоматы, понял, что это опять чхоме. К тому же и один из этих тоже курил. Дисциплина у них, конечно, в заднице. Я прислонил Энтони, который со странным выражением пялился на Ефима, спиной к стене, снова зажал ему рот и глядя в глаза, прислонил палец к своим губам. Ефим присел, переключил “Леваш” на одиночный режим, выглянул из-за угла и дважды нажал на курок. С каждым чирканьем Тони вздрагивал. – Чисто, – Ефим поднялся, – пошли. Один еще шевелился, дергая ногой.