Лес проснулся (СИ)

Вот теперь хана! – прокричал Ака. – Чего они прицепились?! – Не могут нам дать уйти. Понимают сколько мы рассказать можем. Тилтротор приближался на немыслимой скорости. Цезарь пальнул в него и даже попал. От стального бока мелко брызнуло. Стаканыч забрал автомат у занятого рацией Ефима и тоже стрельнул. – Бестолку. Там и стекло бронированное. Эта херня летучая даже РПГ выдержит! Не знаю, что там рыцари в древности испытывали, когда выходили на бой с драконом, но у меня была смесь страха с восторгом. Я чуть было не повернул катер этой штуке навстречу, но наркотическая эйфория мозги отключила не полностью, и я сдержался. Твистер догнал нас, но огонь не открывал. Просто завис над нами и летел над рекой, не отставая. Со стороны могло показаться, что мы змея запустили, а теперь орем от восторга. Пацаны еще пару раз пальнули, но скорее для острастки. – А он чего не стреляет? – спросил Стаканыч. – Катер берегут, что ли? – Представь, какие они понесут убытки, если дадут нам уйти. Один залп с орбиты и всей этой стройке конец. Катер, в сравнении, такая мелочь, что говорить несерьезно. Дело в чем-то другом. – А в чем? – А я откуда знаю?!! – Ефим? Чего рацию бросил? – Бесполезно. Не отвечают. – Давай, я, – Ака взял у него трубку, – Кострома, я Ручей, ответьте. Кострома, я Ручей, отве... – Ручей, Кострома слушает, – донеслось вдруг из динамика. – Кострома, я Ручей, докладываю, – Ака обхватил трубку, будто певец, страстно напевающий любовную балладу в микрофон, – разведывательный отряд уничтожен. В живых осталось шестеро бойцов. Были взяты в плен, бежали. Уходим по реке на катере. Противник преследует нас на конвертоплане, модели Твистер, срочно требуется эвакуация! На том конце провода замолчали. И их можно понять. Такую информацию переварить надо. Ушли с дикарями воевать, а тут катер, реактивный конвертоплан, да еще и отряд уничтожен. – Ручей, повторите. Ака повторил, проорав все то же самое и добавив под конец – “пеленгуйте!” Ну и еще ругань. И тут Твистер дал залп. Пулеметные очереди с обоих бортов били из-под поворотных движителей. Несмотря на то, что бил в упор, метров с десяти, все остались живы. Собственно, выстрелы не повредили даже катер. Твистер метился в речку. Частые брызги от пуль будто вскипятили освещенную прожекторами воду по бортам катера. Промазать с такого расстояния даже слепой не смог бы. Он бы просто на звук ориентировался. Значит, убивать нас не хотели. Предупреждают. Я высунулся из кабины и обматерил летающую хрень над головой. Хрень ответила огнем с правого борта и легким поворотом крыла. Нас явно пытались направить к берегу. В разбитую кабину залетал ветер. И сквозь острые углы осколков стекла, я увидел, что река кончается. Вместо глади воды ночное небо за близким горизонтом. – Кострома, я Ручей! Вы пеленгуете?!! Эфир зашуршал помехами, затем донеслось: – Пеленгуем! Кто именно говорит? Это было не по инструкции, называть имена, вместо позывного, но им там на орбите, надо полагать, виднее. А у нас просто выбора не было. – Старший сержант Лисовец. – Кто еще с вами? Вот зачем им это сейчас?! Ака начал перечислять, и до меня только сейчас дошло, что все пленные старшие сержанты, плюс лейтенант. Я сержант младший, но меня и в плен не брали. Мысль мелькнула, но было уже не до нее. Река обрывалась и повернуть я не успевал. Да и не мог. Скорость высокая, а рулевой, я так себе. Любитель на нарокте. – Держитесь! – прокричал я! Сейчас полетаем!! Стремительно приближающийся водопад шумел, тилтротор над головой тоже, но меня услышали. Водопад оказался невысоким, но поганым. Сгрудившиеся под пологом стволы принесенных течением деревьев, скопились и разделили его на множество неровных струй. Катер застрял на искусственной мели из бревен, накренился и одна из струй, полилась в катер, как в наполняемый грязной водой башмак. – Ручей, не молчите – прохрипел динамик. Мы не молчали, мы орали, но без нажатой на микрофоне кнопки нас, к счастью, не слышали. Катер накренился, заскрипел носом по каменистому порогу и наконец свалился. Нас тряхнуло, вылетели остатки стекол, вокруг летали незакрепленные предметы, падая на голову. Катер умудрился не перевернутся, мы плюхнулись на воду. Мотор не заглушен, винт крутился, судно вертело и боком занесло в одну из многочисленных проток, заросшую со всех сторон так, что казалось, будто мы влетели в зеленую пещеру. Ветки хлестали по бортам и по лицу. Повязку с головы вырвало, что говорится “с мясом”, в моем случае, буквально, и пронзившую меня боль не смягчил даже наркотик. Схватившись за руль, я выровнял катер, остановил его, пытаясь сориентироваться в ситуации. Над головой, сквозь зелень, срывая искусственным ветром листья, взревел тилтротор. Мы слишком большая мишень, чтобы легко потеряться. И вот теперь Твистер долбанул по нам всерьез. Никаких больше предупреждений, все по чесноку. Игры кончились и пулеметные очереди вспороли обшивку катера, доски, металл и пластик рубки. Трап рядом со мной оторвало, конструкции перемалывались в деревянный фарш. Бухнула пушка. Волной катер отнесло под скалу, где он, врезавшись в кучу мусора, в основном мокрого валежника, задрав нос, сел на мель, и стрельба прекратилась. Нас потеряли из виду. – Ручей, я Кострома, ответьте. Рация цела. Самое странное, что пацаны тоже. Все! Ревущий конвертоплан ушел в сторону. – Сейчас, сука, с той стороны зайдет! И мы как на ладони будем! – Ручей, я Кострома, ответьте. – Кострома, я Ручей, – ведем бой с авиацией противника, – Стаканыч нашел рацию. Ниже по палубе в его сторону полз Ака. Ранен? Какой, к черту бой?! Нас месят, а мы уворачиваемся. Это не бой, это бегство утки от охотника, хотя звучит, конечно, здорово. – Миша, ты там?! Живой? – прогремела, вдруг рация. Я узнал голос генерала Ефимцева. – Да, папа, – Ефим выхватил у Стаканыча рацию, – тут хрень какая-то происходит непонятная. Разобраться не могу! Никто не может, но сейчас зачем говорить об этом? И опять накатило чувство неправильности происходящего. И я не про