старый вояка, специализировавшийся на диверсиях, имел за плечами не одну “горячую точку”, но спрашивать его подробнее, я не стал. Все равно не скажет, даже если это правда. Зачем неловкость в разговоре? Посидели еще, вспомнили ребят. Я откровенно напился, едва ли не впервые в жизни. Но мне было хорошо. И только сейчас отогрелся от предыдущего полугода жизни. Глава 20 Я пил. Самозабвенно, не думая о последствиях и на все наплевав. На все и всех, в том числе и свою жизнь, которая наотрез отказывалась складываться. Запой продолжался уже третью неделю и это даже не было рекордом. Бывало и круче. Двухкомнатная квартира в Сыктывкаре была такой же, как и во времена моего детства. Полтора года назад, я вошел в нее, нырнул в волну детских воспоминаний. Далеких, милых, сентиментальных, сопливых и странных. Будто в другой жизни все это было. За время, что я здесь жил, привык к серому тяжелому небу, служившему фоном для многочисленных тридцатиэтажек из флексибетона. Тянущиеся к небу, похожие на столбчатые диаграммы застойного графика, с годами дома приобретали ядовитый розовый цвет, соседствовали с трубами целлюлозных предприятий, которыми устлан город. Муравейники для неудачников. Как здесь родители жили?! В лесу в сто крат лучше. Когда вернулся в город, два дня рассматривал квартиру, соседей, половина из которых были новыми, а из старых никто меня не помнил. Как, впрочем, и я их. На одной площадке со мной были еще две квартиры. В одной жила бабушка лет под девяносто, хлопавшая меня по заду, каждый раз, когда я проходил мимо. Я понятия не имел, как к этому относится, поэтому никак не реагировал. Напротив, мадам лет пятидесяти, с двумя сыновьями, сидевшими по очереди. Первые полгода, что я здесь жил, на зоне чалился Стас, вторые полгода Игорь. И как мне объяснили остальные соседи, так было всегда. Лет десять так точно. Стас однажды позвонил в мою дверь. Когда я открыл, заплетающимся языкам произнес: – Я прошу прощ-щ-щения за вчерашнее, – извиняющеся пожал плечами и пошел звонить в дверь соседке. Я его вчера даже не видел. Сначала я хотел пойти по стопам родителей и устроится в какое-нибудь лесное хозяйство. Но профильного образования у меня не было, поступать учиться не было денег, да и не хотелось за парту. Инженером лесного хозяйства не взяли, так как не было опыта. По той же причине отказали в работе менеджером по закупке древесины. Я не смог устроится даже разнорабочим. Отправил заявку в Вологду, напрямую в Департамент лесного хозяйства по Северо-Западному федеральному округу. Указал, что имею большой опыт работы в лесу. Большой и разноплановый, и в общем, не врал. Мне не ответили. Стал искать работу в городе. Сыктывкар депрессивный город во всех смыслах. Оказалось, что я ничего не умею. Спрос был на айтишников, но я ничего в этом не понимал. Устроился на работу грузчиком в Зеленхоз, где проработал ровно два дня. Грузили цветочную продукцию. Работы было много, но не тяжелой. Я рассчитывал на положительный ответ из Департамента лесного хозяйства, поэтому рассматривал эту работу как временную, чтобы просто штаны поддержать. К вечеру второго дня, меня, уставшего, позвал начальник и приказал, собрать в кладовке инвентарь и погрузить в его машину. Пока я этим занимался, он стоял рядом, курил и извещал меня о том, чтобы завтра, когда подъеду к нему на дачу, был трезвым и обед взял с собой, кормить меня он не собирается. После обеда подъедут гости, поэтому, когда буду копать колодец на даче, на глаза им не показывался. Слегка охреневший от такого количества информации сразу, я уточнил, сколько я получу за сверхурочную работу в выходной? Начальник посмотрел на меня как на слабоумного и поинтересовался, понимаю, ли я, что работу нужно ценить? Чтобы сказать это, он поманил меня пальцем. Как можно вежливее, я заметил, что у него что-то с пальчиком и если продолжить так его использовать, то он может сломаться. Меня здесь же уволили. Попытался устроится в охранное агентство. Директор на собеседовании с сомнением покосился на мою физиономию. Кожа лица стянута так, что глаз перекошен, волосы на той стороне головы, куда прилетел осколок фосфорного снаряда, росли плохо, кусками, я был вынужден все время носить кепку. Деньгам на пластическую операцию взяться неоткуда. – Вы бывший военнослужащий? – Да. – Где служили? Почему ушли? – КДВ. Ушел по личным причинам. Он снова посмотрел на меня с сомнением. – Оставьте резюме, мы с вами свяжемся. Думаю, он наводил обо мне справки, и они его не обрадовали. Вряд ли он получил всю информацию, подробности истории на Вертажо Эридана были под грифом “секретно”, а то, что услышал, наверняка не понравилось. Судимость, хоть и снятая, да еще если при этом уходишь из армии, это пятно. Мне не перезвонили. После ухода со службы мне выплатили единовременную компенсацию за ранение. Она заканчивалась с катастрофической скоростью, хоть я и свел все свои траты к минимуму. Как мог растягивал оставшуюся сумму. Полгода жил на копеечное пособие от ветеранской организации при СЗФО, хотя, чтобы его получить, пришлось заполнить огромное количество документов. Не так я представлял себе жизнь на гражданке. Все чаще посещала мысль, вернутся в армию, но снедали гордыня и обида, которую так и не смог перебороть. Снова начали мучить головные боли. В магазине, где я покупал куриную печенку, грошовый продукт, меня вдруг окликнули: – Рома?! Я не сразу понял, что зовут меня и удивленно оглянулся. – Ой! Простите, вы случайно не родственник Романа Кузнецова? – очень интеллигентная, очень пожилая, очень бедно одетая женщина, с потертой сумочкой в руках, изумленно смотрела на мои шрам и кепку. – Я его сын, – ответил я. – Господи, как Рома, сейчас?! Где работает?! Почему никогда в школу не заходит?! – А вы...? – осторожно начал я. – Я Мария Львовна, его учительница по литературе. Господи, да вы одно лицо с ним..., то есть, если не считать, – она запнулась, боясь сказать бестактность, – я хотела сказать. – Все в порядке, я понял. Простите, но я вас растрою. Папа умер и давно, – начал я и осекся – у нее хлынули слезы из глаз. – Боже!
Вы читаете Лес проснулся (СИ)
